Пани Миложенцкая снова взглянула на Стасика и теперь не сводила с него глаз. Может быть, он напомнил ей кого-то? Она словно бы не слышала, как Станислав рассказывал о событиях сегодняшнего дня, говорил подробно, рассказывал про себя и про Стасика, словно бы делясь с нею всеми мыслями, надеждами, страхами, свершениями их обоих. Умолк на полуслове, так же неожиданно, как и начал.
– Простите… Я сам не знаю, что говорю. У меня, наверное, температура…
Она не повернула головы, продолжая всматриваться в Стасика. Протянула руку, должно быть желая погладить его, и опустила.
– Панна Дыонизова, – сказала она, – расставьте кресло-кровать. На тахту постелите чистое белье.
Панна Дыонизова в изумлении открыла рот.
Бабушка продолжала:
– Оба останутся здесь. Пан доцент в гостиной. Кшися у Гали.
Она покачнулась, ее словно клонило вниз. Кристина думала, что старая женщина вот-вот упадет, кинулась к ней, но ее опередил Стасик. Пани Миложенцкая, оказывается, всего лишь только нагнулась, хотя и с великим трудом, и достала из-под Антековой тахты ботинки, потом одним движением стащила его висевшую на спинке стула одежду, сгребла все в большой узел, завернула в голубой свитер и сунула в руки Стасика.
– Сейчас будете мыться, – сказала она. – Марцинка нагрела воды для ванны.
И вышла.
Едва за ней закрылась дверь, Стасик бросил на стул врученный ему узел с одеждой.
– Мне пора! – сказал он угрюмо и направился к выходу.
– Стой, сумасшедший! Куда ты? – Станислав сорвался с места, но тут же скорчился от боли: вывих по-прежнему давал о себе знать. – Я бы тоже пошел, но ведь скоро полицейский час!
– Ладно, останусь, – неохотно согласился Стасик. – Но, чур, мне ничего не нужно. Я в порядке.
Панна Дыонизова никак не могла прийти в себя от изумления, у нее все из рук падало. Кшися не знала, как объяснить Стасику, чем был Антек для бабушки, что означает ее дар. Станислав, отупевший от боли, дремал в кресле.
Черноглазый сказал мальчику:
– Ты мог слушать музыку, есть хлеб, можешь надеть и рубашку. Если люди просто, от всего сердца делятся с тобою, то и ты можешь просто, всем сердцем принять…
– А вы кто? – огрызнулся Стасик. – Хозяин этого великолепия?
– Нет. Я здесь гость, как и ты. Два дня назад я был в таком положении, какое тебе и не снилось, и лохмотьям моим ты бы не позавидовал. Кто знает, что ждет меня завтра!
Стасик внимательно пригляделся к его неестественно светлым, пережженным перекисью водорода волосам.
– Вы, наверное, были за стеною?
Черноглазый ничего не ответил.
В эту минуту в прихожую заглянула дородная Марцинка, размахивая мокрой тряпкой.
– Долго мне ждать? Вода стынет! Еще раз прикажешь печку топить?
– Я не бу… – начал было Стасик.
Послышался шлепок, это Марцинка хлопнула Стасика мокрой тряпкой по шее и подтолкнула к дверям. В ее сердитом голосе было столько материнской сердечности, что Стасик больше не упирался.
После ванны, отдраенный, к тому же сменивший костюм и ботинки, Стасик был зол и несчастлив. Но когда он нашел в прихожей свою куртку с солдатскими пуговицами и натянул ее, настроение у него явно улучшилось.
– Это от брата, – гордо сказал он Гале, вышедшей откуда-то из соседних комнат узнать, не надо ли чего.
– И это тоже от брата, – мягко улыбнулась она, гладя голубой свитер, который Стасик повесил на стул.
И вдруг откуда-то из дальних комнат, где то и дело исчезала Галя, на редкость мало уделявшая сегодня внимания своей подружке и пришедшим с нею гостям, снова раздался тот же женский голос:
И не для поля, и не для речки
Над твоим окошком, над твоим крылечком…
И снова донеслась прозрачная, чистая трель.
Кшися выбежала в переднюю. Станислав сорвался с места. Лицо Гали то горело, то снова становилось бледным.
Голос утих. Но Станислав уже знал: это поет Ирэна Ларис, это ее удивительный, вызывавший всеобщее восхищение голос. И еще одно: те же скрипичные тона слышны и в голосе Гали.
В эту минуту послышался чей-то невнятный, почти неразборчивый голос:
– Галинка! Где ты? Иди сюда!
В прихожую вошел высокий мужчина с выправкой военного. Правый рукав его рубашки – пустой, был заколот английской булавкой. На лице множество отметин, а на шее, над воротничком рубашки, – большой свежий шрам.
– Галинка… – начал он хрипло. И умолк, видя, что за ним наблюдают несколько пар глаз.
Но Галя, ни на кого не обращая внимания, прижалась к его груди.
– Папа! Это наши друзья!.. Мне не верится! Это случилось так быстро, это невероятно!..
Когда все разошлись по своим комнатам, Станислав, вытянувшись поудобней в постели, подумал: «Этой ночью у гестапо был бы неплохой улов…»
Он хотел, по примеру Стасика, постучать по некрашеному дереву, но теплая, золотисто-медовая волна сна поглотила его.
Глава XIII
Станислава и Стасика разбудило неожиданное постукивание.
Они быстро вскочили. Одним прыжком Стасик выбежал в переднюю, будучи уверен, что стучат во входную дверь и надо предупредить домашних и искать путей бегства. Однако здесь царила тишина.
Тогда он вернулся в комнату. Стук не прекращался, но казался не таким уж громким, похожим на дробь.