Потом Мария Ивановна стала собираться в город, в поликлинику. Галина Ивановна сказала ей, что навестит ее вечером.
— Ты помнишь, Маша, что обещала? Теперь все по-другому будет? По-иному? — напомнила Галина Ивановна на прощание.
Мария Ивановна несколько раз кивнула и судорожно обняла сестру.
Вечером Галина Ивановна задержалась, приехала поздно.
В кухне за столом сидели квартирант без рубашки в одной майке и раскрасневшаяся сестра в шелковом платье. Перед ними стояли граненые стаканы, котлеты на сковороде и бутылка водки.
— Такая радость, выпей за такую радость, — обращаясь к Галине Ивановне, заговорила сестра. — А я думала: дом на особняке — это только мамин дом, а это оказался простой сарай. А дети живы-здоровы и даже поправились. По такому случаю выпить надо. Вот он принес. Ты его не любишь, квартиранта моего. А вот он принес за детей моих выпить, и ты…
Галина Ивановна повернулась и вышла…
ПЫЛЬ И ВЕТЕР
Ветер гнал, и гнал, и крутил колючую пыль. Та самая пыль, которая еще два часа назад лежала на дорогах серой ватой, сейчас сделалась острой, как железные стружки, перестала быть пылью, превратилась в песчинки, камушки, камни, щепки. И все это летело в лицо, в глаза, за шиворот. Будто кто-то нагибался, поднимал с земли все, что только можно было подобрать, и злобно швырял в людей, бежавших по улице.
Привыкнуть к этим ветрам и к этой пыли было невозможно. Надо было закрывать голову и лицо и бежать как можно быстрее.
Нина возвращалась с работы домой. Было три часа дня, суббота. Один раз она выругалась: «Эта чертова пыль!» — и тут же раскаялась: пыль оказалась на зубах, и пришлось плеваться и вытирать зубы платком.
— Нинка! — услышала она веселый забытый голос. — Ниночка!
Высокая женщина в белом платье с волнистыми разводами пыли встала перед Ниной. Это была Тося, почти Тося, потому что была гораздо старше Тоси. Мелко завитые короткие волосы метались над головой спокойной большой женщины, которая смотрела на Нину с улыбкой, не отрываясь. Они обнялись.
Нина показала рукой на ближайший подъезд, и обе, обнявшись за плечи, быстро пошли туда.
— Ну и пылища в вашем городе! — сказала Тося, вытирая лицо платком; запахло духами.
— Это здесь редко бывает, — сказала Нина, хотя ветры были бичом городка и сама Нина любила говорить: «Живем, как в трубе».
«Здорово мы постарели!» — думала Нина, глядя на подругу, с которой пять лет была неразлучна в институте.
— Нинка, Нинка! — говорила Тося. — Наконец-то мы повидались! Ты молодцом, не переменилась. А я? Не та? Что ты смотришь?
— Смотрю, — сказала Нина, — просто смотрю. Радуюсь.
И это была неправда. Радости Нина не ощущала.
— Сережа ехал сюда, я уговорила взять меня с собой. Ехала и боялась, вдруг не застану, вдруг ты в отпуске, или в командировке, или еще где-нибудь. Может быть, замуж вышла, думала.
— Пока что не вышла, никто не берет, — сказала Нина. — Ты сегодня приехала?
— Утром. Столько рассказать надо, спросить еще больше! Пойдем к тебе.
Квартира у Нины была хорошая, как все новые квартиры в городе. Старых, впрочем, здесь вообще не было. Светлая, с газом, с паровым отоплением, с ванной. Ванна — счастье в этой пылище. Но дома, Нина это знала, был беспорядок, потому что мать болела и еле управлялась всех накормить, сестра разбаловалась и, кроме спорта, ничего не хотела знать. Братья старались помочь чем только могли, но старший работал на буровой, другой на промыслах и учился в техникуме, третий учился в институте. К счастью, они приходили домой только обедать и спать. Они были рослые, крикливые, у них было много товарищей, они были молодые, с хорошим аппетитом и любили петь.
Ветер немного утих.
— Пойдем, — позвала Нина.
Мимо, свистя на все лады в стручки акации, прошла группа ремесленников. Ремесленники почтительно поздоровались с Ниной, потом опять начали свистеть.
Около дома Нины маячила старуха, мать начальника одной из контор бурения. Старуха наблюдала за всей улицей, всегда знала, кто к кому пошел в гости, кто когда вернулся с работы, кто сегодня выпивал, а кто опохмелялся. Но так как основная обязанность старухи состояла в том, чтобы присматривать за внуком, она время от времени громко кричала, ни к кому не обращаясь: «Не озоруй!» До внука эти наставления не доходили: он старался держаться от дома подальше.
Старуха проводила видную Тосю одобрительным взглядом и крикнула: «Не озоруй!»
На Нину старуха тоже посмотрела дружелюбно: она уважала Нину и не раз высказывалась, что лучше бы ее сын женился на ней, чем на той, на которой он женился.
— Ну как ты? — все спрашивала по дороге Тося.
— Хорошо, — отвечала Нина и думала: «Потом расскажу все, обязательно расскажу или ничего не расскажу».