Сокровища на земле

Отец и Валя вылезли из машины и шли пешком. Шофер оставался дремать на холодке.

— Спит без отрыва от производства, — повторяла Валя чужую остроту.

— А тебе что, жалко стало? По каким дорогам человек ездит, ты подумала?

— Нет, нет, я просто так сказала, — оправдывалась Валя.

— В другой раз не говори просто так.

Между буровыми, на пыльных разбитых дорогах, среди разогретых перелесков и журчащих ледяных ключей, в оврагах, густо поросших татарником, проходило лето. С отцом и другими людьми, которые казались Вале особенными, не такими, какие жили в городе.

Лето кончилось, и Валя вернулась в город.

Скучным выглядел город, скучной была квартира, и жизнь предстояла скучная. Цветкова с Анной Сидоровной по-прежнему воевали. Цветкова летом сходила к какому-то начальнику, жаловалась ему на Анну Сидоровну и сразу стала рассказывать об этом Вале. Вид у нее был, как всегда, возбужденный до крайности, косынка упала с пепельных волос.

— А он мне сказал, знаешь, так презрительно: мол, я вмешиваюсь только в чрезвычайных случаях. Какой ему еще нужен случай, интересно. Чтобы все друг друга поубивали. Тогда будет чрезвычайный случай. А детям никто не может запретить играть.

«Надо же, — думала Валя, — к какому-то занятому человеку ходила, время отнимала! Кричала там без всякого стыда».

— А я еще пойду. Над тем начальником тоже начальники есть. Не беспокойтесь. Ну, а ты как время проводила?

— Гуляла, — ответила Валя и ушла в свою комнату.

Анна Сидоровна с намеком сообщила, что в соседнем новом доме поселилась модистка, которая знает все фасоны. Но Валя надела опять свое старое клетчатое платье с полосами на подоле и пошла в школу.

Однажды вечером Цветкова постучала в дверь к Вале и сказала с улыбочкой:

— К тебе гости.

В дверях стоял парень, которого Валя не сразу узнала. Прежде всего бросалась в глаза пряжка на его ремне, огромная, металлическая, с изображением кинжала и крыльев, а потом уже сам парень, худенький, белобрысый.

Это был помбурильщика Федя. На буровой он ходил в одних только рваных промасленных холщовых брюках, а сейчас на нем была чистая рубашка, начищенные ботинки. Увидев, как Валя разглядывает его пряжку, он прикрыл ее кепкой.

— А мне ребята говорят: найди Валюшу, посмотри, как она поживает, — говорил Федя.

Валя обрадовалась, подумала: «Не забыли меня». Усадила Федю, стала расспрашивать, как идут дела.

— Одно слово — нефтяная целина, — отвечал Федя.

— А трудно?

— Идти с буровой, когда ветер в зад, легко, — смеялся Федя.

«Буровики не жалуются», — думала Валя. Ночевать, как выяснилось, Феде было негде.

Валя предложила ему ночлег, а сама пошла на кухню, поставила утюг, чтобы погладить наволочку.

Вошла Анна Сидоровна, Федя встал, вежливо сказал:

— Садитесь, мамуся!

— Нынче зима рано легла, — молвила Анна Сидоровна и, оглядев Федю, удалилась.

А на кухне сказала Вале:

— Рано тебе еще кавалеров ночевать оставлять.

— Зачем так говорить, Анна Сидоровна, а если ему ночевать негде, — ответила Валя.

— Не твоя это забота.

— Была бы мать, она бы тебе показала, — влезла немедленно Цветкова.

— Оставьте меня в покое, — сказала Валя. — Вы ничего не понимаете.

Она подумала: может быть, попробовать объяснить, что ничего плохого она не делает, но, взглянув на толстую глупую Анну Сидоровну и злую красную Цветкову, ничего объяснять не стала. Пусть думают, что хотят.

— Грубиянка! — несся ей вслед голос Цветковой.

И что-то кудахтала Анна Сидоровна.

А парни с буровых стали навещать Валю. Теперь Валя видела, что она и в городе что-то для них значит. Она опять помогала им чем могла и была счастлива. Что только могла, она делала. Покупала, что они просили и сами купить не могли, разыскивала их родню, передавала поклоны, выручала с ночлегом. Один раз даже пошла в трест и неожиданно уладила дело с увольнением.

Цветкова и Анна Сидоровна забыли старую вражду, их объединяло теперь общее негодование против Вали.

— Матери-то нет и на базаре не купишь, — говорила жестокая Цветкова Вале, — а без контроля дело быстро пойдет.

— Нехорошо, нехорошо, — поддакивала Анна Сидоровна.

«Что плохого? — хотелось спросить Вале. — Что я делаю? Что с ребятами дружу, помогаю? Что хожу с ними, гуляю, в кино хожу, разговариваю?»

Цветкова теперь, кроме Вали и начальников, повадилась ругать еще и нефть.

— Все нефть здесь портит. Нефть всю влагу высасывает. Все реки посушились из-за нефти. Я эту нефть давно в мыслях содержу.

«Что она плетет, ну что плетет», — думала Валя.

Несколько раз за зиму приезжал Федя.

— Из шланга паром картошку варим, пятнадцать минут — и картошка готова, — рассказывал он. — Пять дней к буровой подходу не было.

«На буровые женщин не берут, — размышляла Валя, — а к геологам меня возьмут. Сперва разнорабочей, буду делать что придется, а потом лаборанткой буду».

Однажды Федя появился, и от него пахло водкой.

Валя испуганно спросила:

— Ты что? Выпил?

— Бражки выпил, я тебе точно говорю. Один стакан. Бражка сильный запах дает, — объяснил Федя. — В кино пойдешь?

— Дожжик, как из сита, сеет, — вмешалась Анна Сидоровна, — на дожжик не стоило бы ходить, а главное дело выпимши.