– Мы тогда еще, в сорок пятом, не знали, как встречают на Родине бывших военнопленных. Это уже потом слух прошел по лагерям, что почти всех отправляют на принудительные работы в тайгу и в каменоломни… – Степан пояснил, что, когда бывших военнопленных передавали представителям Красной Армии, он в это время с аппендицитом лежал в английском военном госпитале, около месяца. Когда выписался – никого в лагере уже не было. Знакомый врач, уезжая в Канаду, присоветовал ехать вместе с ним, чтобы потом попасть на русский пароход и вернуться в Россию… А тут и слухи дошли, что за плен грозит не менее десяти лет новой каторги… – И такая меня обида взяла, Майкл, что разум помутился! Надо же! Так воевал с фашистами, имел награды, даже орден успел получить, – и на тебе – враг Отечества, предатель и возможный шпион!
И вот теперь полтора десятка лет мотает меня судьба по разным морям в надежде скопить денег и под чужим именем через Владивосток вернуться домой, на Волгу! А про сотрудничество с гестапо я наврал Кельтману, чтобы он без опаски взял на работу, – пояснил Степан и раздраженно махнул рукой: – Ну, да мне его мнение о моей персоне – как луне собачий лай! Я перед этим в нескольких местах пытался устроиться на работу, и везде на меня смотрели как на русского шпиона, отмахивались руками. Потом я придумал себе эту пакостную легенду, с ней и живу, чужой грязью измазанный. Но я сам себя знаю, и совесть моя перед Отечеством чиста!
– Теперь и мне все понятно… Иди, Штефан. У меня головная боль до сих пор не проходит от этих ночных передряг… Выпью таблетку и прилягу на часок… Если сенатор еще что-нибудь не придумает, нам в забаву, – непонятно к чему добавил Майкл, но Степан не стал уточнять, что за забавы он ожидает теперь со стороны пассажиров. Взявшись за ручку двери, не утерпел от реплики:
– Многое сейчас отдал бы я, чтобы в шапке-невидимке войти в каюту Дункеля и послушать, о чем они там сговариваются! Эх, Клаус, Клаус! Надо же – моряк, а продался за деньги! И кому продался – бывшим фашистам!
Отто Дункелю было о чем поговорить с верным другом. Самоубийство Вальтера потрясло обоих, надо было как-то отвлечься за рюмочкой коньяка, прийти в себя. Сидели, поминали покойника добрыми словами, строили догадки, каким образом злополучный бланк телеграммы мог оказаться у Виктора Штегмана. И порешили, что это он, выследив больного уже Али, проник к нему в каюту и выкрал телеграмму, оставив там уликой запах духов… Оставалось только догадкой, каким путем эта же телеграмма оказалась у индуса? Сам ли вытащил ее из мусорной корзины или еще как? Через того же Набеля, например. Набель мог дать ее с целью шантажа и попытки завербовать на свою сторону… Ну а в Мельбурне Штегман без труда смог заполучить копию телеграммы на его, Дункеля, имя. За деньги это сделать не так уж и трудно. Служащий телеграфа знал, да побоялся предупредить, дорожит местом работы…
Постучавшись, вошел Карл, утомленный, с темными кругами у глаз. Увидел накрытый по-мужски стол, коньяк, но не осудил отца. Захотелось и самому выпить рюмку, снять гнетущее состояние с души.
– Отец, в мою каюту с вещами пришел рулевой Клаус. Сказал, что по твоему приказанию. Зачем?
– Все верно, сынок, все так и надо… Я переговорил с Клаусом, и он охотно заключил со мной контракт. Будет выполнять обязанности личного телохранителя… Согласись, что в нашем положении это совсем не лишнее приобретение, – пояснил Отто с возможно спокойным выражением лица, хотя увидел, что такое объяснение встревожило сына. Он указал ему место рядом на диване, налил в рюмку, подвинул конфеты, фрукты. – Помяни брата… Как бы там ни было у него на душе в проклятую, или, вернее сказать, в роковую минуту его жизни, а человек он был добрый, матери и отцу преданный. Это его беда, а не вина, что с нервами так вышло… Выпей, сынок, и увидишь, что сердцу немного полегчает…
Карл присел, двумя глотками – чего раньше никогда себе не позволял! – выпил обжигающий напиток, развернул конфету, откусил. По телу прошла горячая волна, за ней вторая, ударило в голову и в ноги. Отец налил еще полрюмки, Карл выпил и начал чистить апельсин. Выпили еще и в третий раз.
– Как нелепо все получилось… Будто отрывок из какого-то драматического романа прочитал… Крепись, сынок. – Отто ласково обнял Карла за плечи, крепко прижал к себе, опасаясь, что вот-вот из глаз потекут слезы невосполнимой утраты. – Нам с тобой еще на ноги ставить твоих ребятишек, готовить их к этой трудной и коварной жизни.
Фридрих вздохнул шумно, словно морж, раздувая усы, перекрестился, покоси глазами в угол, но иконы там, разумеется, не было. Тяжело поднялся из-за стола.
– Пойду на вахту к Роберту. Не влепиться бы в рифы, попутешествуем тогда… пеши по океанскому донышку! Хо-хо!
– Иди, Фридрих. И распорядись приготовить команде поминальный по Вальтеру завтрак. А Майклу скажи, чтобы морякам выдал по стакану рома… на помин души моего Вальтера, – и уронил голову на грудь, пряча от верного друга повлажневшие глаза – и у Железного Дункеля, оказывается, есть в душе слабые струнки…