Подготовка русского издания книги А.Г. Маша представляла собой большие трудности. Прежде всего, принятая у немцев система параграфов, сама по себе весьма организующая повествование, снабжена у автора примечаниями на полях, которые с известной долей вероятности можно считать заглавиями этих разделов. Вместе с тем, в ряде случаев на полях просто помещены отсылки читателя к соответствующим иллюстрациям. Однако для придания единообразия всему тексту примечания на полях в русском издании оформлены как названия параграфов, чего, видимо, Маш не предусматривал. Однако в качестве названий эти примечания гораздо удобнее для русскоязычного читателя в силу наших традиций.
Далее, выясняется, что гравюры художника были сделаны ранее их описания в тексте книги Маша, и они имели свою нумерацию. Однако Маш имел свою, иную последовательность рассмотрения гравюр, так что при ссылках Маш соблюдает логику рассмотрения, а не нумерацию художника. Поэтому после фиг. 9 он помещает фиг. 11, далее фиг. 13-17, затем фиг. 12, потом 18 и, наконец, 10. В двух случаях Маш ошибся и дал иной номер, чем начертал гравер, что видно на самом рисунке. Кроме того, часто два вида одной отливки, то есть вид спереди и вид сзади идут под одним номером фигуры, что также сбивает читателя с толку.
Путаницу дополнил переводчик, который зачем-то внёс свои иллюстративные примечания в фигуры гравера, причем ни в одном случае он не воспроизвёл оригинальной нумераций Маша и не счёл нужным дать нумерацию своим комментирующим рисункам. Пришлось отделять оригинальные иллюстрации от комментариев и снабжать их нумерацией; во избежание путаницы я назвал их "рисунками", а не "фигурами". К сожалению, за редким исключением, переводчик не приводил источников своего заимствования, что, действительно, производит впечатление легкого комментария, а не солидной исследовательской работы. Хотя сами по себе дополнительные иллюстрации могут показаться интересными, они больше соответствуют духу эпохи (когда славянские древности казались в Германии любопытной экзотикой), чем реалиям славянской мифологии. После больших колебаний эти иллюстрации переводчика решено было опустить.
С другой стороны, многие пристраничные комментарии А. А. Бычкова оказались весьма уместными; однако ссылки со звездочками, предложенные переводчиком, оказались негодными по причине того, что максимально можно иметь не более пяти звездочек, а затем опять начинать с одной, так что на одной странице может быть две сноски с одной и две – с двумя звездочками, что сбивает читателя с толку. Поэтому я предпочел дать сквозную цифровую нумерацию ссылок. Для отличия ссылок Маша от ссылок переводчика я поясняю в последнем случае ссылки словами "прим. перев.", то есть примечание переводчика.
Были устранены также некоторые лакуны и неточности перевода. Прежде всего, отсутствующее в тесте слово ИДОЛ, не свойственное славянским язычникам, а также самому Машу, заменено словом ОТЛИВКА, которое и использует Маш. Заменены и некоторые другие не вполне удачные русские эквиваленты немецких слов.
Сложности были и с редактированием самого перевода, поскольку немецкий язык XVIII века представляется сегодня уже относительно архаичным. И все-таки основная трудность состояла в ином, в самой трактовке славянской проблематики.
К моменту написания данного труда (1771 год) в немецкой историографии прочно укоренилось положение о том, что коренным населением Германии являлись немцы, тогда как славяне были пришлым и, так сказать, полудиким народом. Сама по себе книга Маша как бы подкрепляет это нелестное предположение о славянах, демонстрируя изображения их богов в виде львов с уткой на голове, полуживотных, или вообще каких-то монстров. Любопытно, что сочинения других немецких авторов изображают славянских богов все-таки в виде людей, причем не лишенных известной грации.
Заметим, что славянская мифология как целое в то время была совершенно неизвестна, да и германская мифология только начинала изучаться. В качестве образцов бралась греко-римская мифология, которая не только преподавалась в европейских школах наряду с данными классическими языками, но и сюжеты которой были в большом ходу в качестве прообразов для создания пьес, картин, скульптур, басен и других произведений классицизма. Конечно, недавно обнаруженная германская мифология проигрывала по сравнению с классическими образцами, и многими исследователями воспринималась как варварская, далекая от утонченных греко-римских аналогов. Что же касается славянской мифологии, доселе совершенно неизвестной, то она пугала своими зооморфными или многоголовыми изображениями богов.