Сокровища святых. Рассказы о святости

Из многочисленных чудес, происходивших во время постройки Оптиной пустыни, хочется вспомнить несколько особенно ярких. Вокруг Оптиной тогда обреталось множество сирот и детей из нищих семей. Все они ожидали пищи и подаяния. Игумен Моисей нашел для них работу: ловить кротов, которые портили цветники и огороды. Тогда в Оптиной каждая копейка была на счету. Эконом недоумевал, зачем батюшка назначил этим сорванцам еще и плату. Ведь сторожей оказалось довольно много. Однако игумен заступился за «помощников». Сказал, что они очень нужны обители.

Однажды к празднику батюшка велел закупить целый воз яблок «добрый крестьянин». Вскоре воз яблок нашелся. Его привез хитрый мужик, слышавший об игумене как о человеке простоватом и щедром. Но яблоки были другого сорта — антоновка. Старец, взглянув на воз, спросил только: «А что, действительно „добрый крестьянин“? — Добрый, батюшка, добрый!» — ответствовал продавец. «А не Антоном ли его зовут?» — вздохнул игумен. Крестьянин, сообразив, что обман раскрыт, повинился.

В другой раз торговец рыбой привез бочонок сельди, который уже вздулся. Выручка в то время у этого торговца была плохая, и этот испорченный бочонок выбрасывать не хотелось. Едва не со слезами уговаривал он старца купить у него «хорошую селедку». Рыба и правда была крупная. Игумен велел приобрести бочонок для себя, а потраченные деньги обещал возвратить эконому. Вечером старец велел приготовить себе одну селедку и подать к ней хрен. Так, с острой приправой, съел, в течение некоторого времени, весь бочонок. Не отравился и не заболел. А ведь несвежая рыба это яд.

Келейник старца рассказывал, что игумен порой, находясь один, громко смеялся. Как объяснить это смех, он не знал. Было мнение, что смех является признаком бесстрастия. Перед кончиной старец долго болел, у него на спине была глубокая язва. Но старец почти не прибегал к лечению.

Самым известным и любимым среди преподобных оптинских старцев стал Амвросий (Гренков). В миру его звали Михаил, он был учителем. Всю его жизнь можно было бы изобразить на фоне бесконечных народных толп, жаждущих духовной помощи, поддержки и утешения. «Как я на людях родился, так и живу», — говорил он, будучи уже старцем.

Старец порой рассказывал о своих детских проделках духовным чадам. Михаил был беспокойным ребенком: то спрячется, и его ищут, то подерется. В юности его считали яркой личностью, но он как-то не был уверен в правильности выбранного им пути. Он с детства удивительно слышал всякое Божие творение. Речь ручья он расшифровывал так: «Хвалите Бога, храните Бога».

Мысль о монашестве возникла у него уже в зрелом возрасте. Принятие монашества совпало с жестокой простудой, от которой старец не мог избавиться до конца жизни. Его подвиг служения Богу и людям, как образу Божию, совершался среди многочисленных бедствий: болезней, недовольства епархиального начальства и недовольства некоторых оптинских монахов. Преподобного Амвросия по праву можно назвать устроителем Шамординской женской обители. Как некогда Оптина пустынь молитвами игумена Моисея, так Шамордино выстроено молитвами преподобного Амвросия. Именно в Шамордине он скончался, и его тело несли пешком в Оптину пустынь около двадцати километров. Это был настоящий крестный ход.

^{Амвросий Оптинский}

Работоспособность старца была поразительной. Иногда он принимал до нескольких сот человек в день. Кроме того, вел обширную переписку, четко помня вопросы и нужды каждого адресата. Насколько болезненно и немощно было тело старца, настолько сильным и задорным был его дух. От затяжной простуды у старца развилась испарина, так что одежду он менял несколько раз в день. При этом не оставлял молитвенного правила. Старец Варсонофий в своих келейных записках рассказывает, что, по общему мнению, старец Амвросий обладал совершенной умно-сердечной молитвой, которая и поддерживала его силы. Это была прямая и постоянная связь со Христом.

Большинство нужд, с которыми обращались к старцу Амвросию, были обыденными: болезни, ссоры, обман. И необходимо было совершенное терпение, чтобы не озлобиться, не проклясть весь человеческий род, несущий каждый день одни и те же просьбы. Будто какая огромная волна каждый новый день и заново захлестывала старца, вовлекала его в круговорот суеты и хлопот, а ведь он, поступая в монастырь, хотел уединения. Но благодатный мир, поселившийся в верном Христу сердце, преображал суету во вдохновение, а хлопоты скрашивал любовью. Не только совершенное терпение обитали в нем, но и совершенная любовь.