Сокровища Валькирии. Правда и вымысел

Убедил, а возможно, и убеждать не пришлось, ибо государь, испытавший все, от отцеубийства до лавров победителя мирового значения, откровенно тосковал от рутинной дворцовой жизни, тяготился властью и не желал видеть, как братьев его, именитых князей, вступивших в заговор, будут вздергивать на виселице. Полковник Д., бывший с ним в Таганроге, помог инсценировать смерть, а Гой увел его через три границы, за три моря, на реку Ганга…

И уже оттуда Александр вернулся пророчествующим старцем.

Это был закономерный, логически обоснованный и достойный путь от власти земной к духовной. Не зря заплакал Николай!

Единственное, что я не мог найти в университетской научной библиотеке, это более-менее подробное описание того, что есть духоборчество и сами духоборы. Точнее, какая-то литература была, однако находилась в спецхране и без специального разрешения не выдавалась. Впрочем, и это было свидетельством некого особого отношения к сектантам, хотя советская власть должна была относиться к ним в худшем случае снисходительно, поскольку духоборы, вывезенные Львом Толстым в Канаду, поклялись вернуться в Россию, когда не будет царя. Вроде бы, попутчики большевиков, ан нет же, не вернулись, и сами большевики держали информацию о них чуть ли не в секрете.

Одним словом, для романа о ясновидящем старце (названий было аж три варианта – «Феодор Космич», «Старец Александр I», «Блаженный ясновидец»), годилось и было полезно все, и особенно, отсутствие или умышленное утаивание всякой информации. На следующий год в конце мая я поставил точку и чтобы не искушаться, не дай Бог, не испытать разочарования, не перечитывая, спрятал рукопись в тайник под полом и уехал в Зырянское, где не был больше года.

А там бабушка заболела и лежала пластом в окружении своих митюшанских подруг. Как-то сразу померкла, ослабла, исчезли властные нотки в речи, говорила тихо, обреченно, и держалась за мою руку.

– Что же приезжать-то перестал, лешак? То каждую неделю был, то пропал, ни слуху, ни духу. Думала, уж не увижу… Или обидела чем?

– Да нет, работы было много, – залепетал я под осуждающими взгляды сиделок. – Только освободился…

– Вот врет-то! – возмутилась баба Таня Березина. – Слыхали мы про тебя тут! В тюрьме ты сидел год, за тунеядство. Вот и освободился. А то – работы много!

Это была не деревенская выдумка или сплетня, слух оказался не беспочвенным, только меня еще не сажали, но собирались привлечь за тунеядство. Дело в том, что я не был членом Союза Писателей, а бросил работу в газете и ушел на «вольные хлеба», а это не понравилось одному томскому поэту по фамилии Заглавный, который и пытался отправить меня в тюрьму. Говорят, даже заявление в милицию отнес, только там мои бывшие сослуживцы его «потеряли».

– Ступайте-ка домой! – велела бабушка товаркам, вдруг обретя голос. – Теперь внук посидит.

Старушки послушно удалились, и я сообразил, что настал желанный час. Она сама начала рассказывать, причем сразу с самого главного.

Правда, оговорилась со вздохом, мол, зачем тебе это нужно? Дед всю жизнь в беспокойстве прожил, все рвался из дома, будто на заработки ездил, а сам золотую рыбку ловил да ничего не поймал, и ты по той же дорожке пойти хочешь. Дескать, зачем-то перед смертью взял да и свел внука с ума. Золото – дело заразное, и сколько народу сгинуло из-за него…

Но выговаривала и рассуждала больше для себя, поскольку мне и оправдываться не пришлось: бабушка без всякой паузы и как-то горько поведала мне то, что скрывала всю жизнь.

Дед получил повестку на Вторую мировую в сорок втором и сразу же сказал жене примерно следующее, причем, как всегда жестко, спокойно и без суеты:

– Ну, Оля, давай прощаться. Если я с двух войн невредимым пришел, на этой ухлопают обязательно. Так что ты расти сына, сильно обо мне не горюй. Писать не буду, чтоб лишний раз не расстраивать, чтоб ты смерти моей не ждала с часу на час. Думай, нет меня больше и все.

Об этом я уже слышал и не раз в самых разных интерпретациях, но никто и никогда вслух не говорил о том, что у этой прощальной речи есть продолжение. Моя ревнивая бабушка заподозрила, что он после войны решил уйти к другой – ну, чисто женская логика! (Впрочем, кое-какие основания у нее были). Она рассуждала иначе: коли с двух живым пришел, то и сейчас-то что с ним сделается? Ну и давай его пытать, чтоб дал полный отчет за прошлую войну, где был, что делал, с кем жил и не оставил ли опять где-нибудь потомства. У нее было подозрение, что дед и гражданскую нашел себе какую-то богатую женщину, пожил с ней, а потом украл ее драгоценности и дал деру. Уж слишком молчаливый прибежал, слова не добьешься.