Сокровища Валькирии. Правда и вымысел

И там же, в больнице, вспомнил о Тропе Трояна и о «вечах» его, упоминаемых в «Слове о полку Игореве». Текста я не знал наизусть и, будучи слепым, «увидел» его в своем воображении и прочитал дословно нужные места. (Потом проверял, оказалось точно.) Вещий Боян, певецстарого времени, ходил по этим Путям, «свивая славыоба полы сего времени, рища в тропу Трояню черес поля на горы».

Двеполывремени! (Полы – нижняя кромка плаща, одеяния, касающаясяполаили земли, и обязательно распашного, иначе будетподол.) Две частиодного целого, но не половины, как день и ночь в сутках, как два крыла у птицы! Одно для тех, кто стоит на Путях и находится в другом измерении, второе – кто их не ведает и живет по текущему времени, по часам, дням, временам года. И потому «Были вечи Трояни, минула лета Ярославля…».

Меня настолько захватили эти мысли, что не заметил, как началось утро, и, мало того, не засек момента, когда восстановилось зрение. Спохватился, увидев багровый восход за окном, и понял, что вижу давно, как только начало светать. Правда, мир еще казался мутным и колеблющимся, словно виделся через чужие сильные очки, но уже виделся! И не успел толком порадоваться, как услышал голос дедка:

– А теперь завязывай глаза. Видишь, солнце белеет?

Доктора мы ждали все утро, но в палату то и дело заходила медсестра – приносила градусники, завтрак, ставила капельницу, потом прибежала с ведром и шваброй, взялась протирать полы. Мой сосед по палате начинал весело сердиться, поскольку в сторону его деревни лесовозы идут только утром и другого транспорта не найти. Я же намеревался уговорить доктора, а если нет, то прикинуться умирающим, чтоб доктор вызвал санборт и отправил в Красновишерск, откуда можно дать телеграмму, например в редакцию журнала, чтоб прислали денег. Оттуда легче уехать. Мне не хотелось оставаться здесь ни на одну лишнюю минуту, потому что я ужевиделроман «Гора Солнца» и мог читать целые страницы, не прилагая никаких усилий и даже не закрывая глаз, так как они забинтованы. Оставалось лишь перенести все из памяти на бумагу.

Я боялся расплескать это состояние, лежал неподвижно и, распираемый восхищением, читал! И одновременно все сильнее чувствовал голод, потому что стакан жиденького бульона с сухариком был мне как слону дробина, а медсестра ничего не хотела больше давать, ссылаясь опять же на доктора, мол, только он знает, какая диета положена дистрофику.

Наблюдательный дедок что-то заметил, спросил подозрительно:

– Ты чего это?.. Губами шевелишь.

– Есть хочу, – сказал я.

– А! Я-то подумал, с головой что или молишься.

– Молюсь, чтоб врач приехал скорее.

Потом пришла сменщица медсестры, судя по голосу, пожилая тетка, и сказала, что доктор может сегодня вообще не приехать, потому как принимает роды в дальнем поселке, а дорога разбита и обратно повезут на тракторе. На обед мне опять принесли бульон, и тут Григорьич не выдержал.

– Ладно, будь что будет. На вот, хлебай, – поставил мне тарелку. – Так домой хочу – кусок в рот не лезет. Ешь, я у дверей постою.

Осилил всего половину порции, больше не влезло: похоже, желудок ссохся за ненадобностью. Отвалился на подушку, «открыл» страницу романа и ничего прочитать не смог, уснул мгновенно. И тут же чьи-то холодные, жестковатые руки оказались у меня на солнечном сплетении. Я инстинктивно оттолкнул их и услышал неприятный голос своего поводыря.

– Лежите, больной! Что такое? Капельницы срывает, термометры выбрасывает!

Вначале почудилось, она снится, потому что все осталось там, в подземельях, откуда меня вывели и, видимо, подбросили на дорогу, где проезжали геологи. Но в следующий миг я уловил знакомый запах вереска и привстал на локтях.

– Это опять ты?

– Молчите! – Стальные пальчики до боли надавили мне на сплетение. – Незнакомым людям следует говорить «вы». Тем более женщинам.

Я умолк, вдруг подумав, что мог ошибиться, хотя казалось, и эти цепкие руки знакомы.

– Доктор у нас строгий, – подобострастно заметил Григорьич. – А и правильно, я считаю…

– И вы молчите! – бросила она. – Не мешайте!

Еще несколько минут тонкие сильные пальцы до хруста терзали мне грудную клетку, после чего я почувствовал ледяной кружок фонендоскопа на сердце.

– Меня нужно завернуть в горячую шкуру красного быка, – посоветовал я. – Наверное, у меня жила иссохла…

– Прекратите болтать! – словно плеткой стеганула, и я опять услышал голос поводыря, который спутать было трудно.

Потом она так же жестко прощупала суставы на ногах, зачем-то размяла подошвы и чуть пальцы не выкрутила.

– А что у вас с глазами? – как-то мимоходом и возмущенно спросила.

– Ничего. Завязали, сказали, не снимать.

– Кто накладывал?

– Сестра и накладывала, – пояснил дедок. – Зоенька. Должно быть, трахома у него сильная, раз света боится.

– Конъюнктивит, – с важным видом поправил я. – От грязи, наверное…

– От грязи! – передразнил доктор. – Зрение сохранилось? Видите что-нибудь?

– Вижу…