Через некоторое время я поморгал, стал видеть сквозь слезы, хотя в глазах царапал песок, коловращение пространства постепенно замедлилось, так что я смог сесть, держась за камни мозжащими руками. Туча будто бы подскочила еще выше, наверное, чтоб перевалить Манарагу, накрыла останцы, и я увидел, как между их смутных очертаний заходили сдвоенные, шипящие зигзаги молний, словно между электродами, и почудилось, скалы зашевелились, словно живые. Вниз с глухим стуком запрыгали камни, выбивая снопы искр. Я все еще матерился, однако в голове уже застучалась мысль отчаяния – скорее бы это все кончилось!
Спустя пятнадцать лет после этой грозы я впервые попал под многочасовой артиллерийский обстрел, сразу же вспомнил Манарагу и успокоился, хотя матерился еще яростней, потому что лежал не на твердыни, а сидел на пятнадцатом этаже Дома Советов, где горел склад оргтехники и расходных материалов и здание после каждого залпа сотрясалось и раскачивалось.
И тоже клокотала в мозгу та же мысль – скорей бы кончилось!
Треск и шипение в скалах продолжались минут пять – семь, пока клубящееся дымное марево, так и не уронив ни капли дождя, переваливало через гребень. Сразу резко посветлело, словно с горы сдернули занавес, и еще через минуту также внезапно вспыхнуло солнце. Я вскочил и непроизвольно крикнул: «Ура!»
Даже голос прорезался.
Спускался на одном дыхании, без перекуров и остановок – по сути, бежал с Манараги и лишь внизу хватился, что в руках ничего нет, подаренный Стрельниковым молоток потерял неизвестно где и когда. Вещь была памятная и очень полезная, но забираться обратно и искать меня бы уже никто не заставил. Я смотрел на вершину, и по спине прокатывался озноб: или так совпало, или гора эта была не такая простая, как и само это место на Земле.
Снова вспомнил, что меня обокрали и что надо бы уходить отсюда, однако где-то за рекой Манарагой находилось Ледяное озеро, а солнце стояло еще высоко и на небе ни одной тучи, даже грозовая свалилась за хребет и будто растаяла. Да и есть не хотелось, я лишь напился, умылся из ручейка и выбрался на столообразный хребет.
Река Манарага была внизу и, кажется, совсем близко – километр, не больше. А на той стороне, в глубине гор отлично видны скалистые полукружья, напоминающие каменные карьеры – подъем вроде пологий, особых барьеров не видать – два часа хода, не больше.
И лишь когда спустился к берегу, понял, что реку вброд мне не перейти, хотя сверху она выглядела не такой уж быстрой и глубокой: ночной снег растаял, и так высокий уровень подскочил еще, бурлящие камни на шивере оставляли пенные следы – даже если воды будет по пояс, в таком потоке на ногах не удержаться.
Будто кто-то преграды мне ставил, испытывал или не пускал дальше, а я уже вошел в азарт и отступать не мог – не зря родители называли меня упертым. По пути к Манараге плоты вязал уже дважды, переправляясь через речки, но тогда у меня были веревка и топор; тут же осталась одна, хоть и заточенная, саперная лопатка. Свалить ею сухостойное дерево можно, однако на каждое уйдет час, не меньше, а потом – вязать бревна нечем…
Я прошел вверх по течению, подыскивая валежник, и за верхним бьефом шиверы неожиданно увидел избушку на вырубке. Издалека показалась жилой и целой, вроде бы даже труба есть, но когда приблизился, оказалось – ни крыши, ни дверей, один обветшавший сруб. Зато рядом сколоченный из плах стол со скамейками, большое старое кострище, консервные банки, бутылки – короче, типичная стоянка современного человека. Последние ее обитатели водку пили «Московскую», курили сигареты «ТУ-134», по утрам кофе в зернах варили, но самое интересное, ели слишком простую пищу, солдатский сухой паек – гречка или горох с мясом, тушенка – продукты, которые попадали на склады геологов, лесоустроителей, топографов и прочих полевых экспедиций из обновляемых мобзапасов.
Этим туристам сухпай попал достаточно свежий, всего-то шестидесятого года выпуска, а я ел на Ангаре и пятьдесят четвертого. И подвоз грузов у них явно был: ладно, ящик водки, разбросав по рюкзакам, еще можно принести в горы, но тащить с собой два килограмма гвоздей на сто пятьдесят, чтоб стол и скамейки сколотить, вряд ли кто додумается. А тем более никто и никогда не понесет мотопилу, чтоб дрова пилить для костра, – эти снимали венцы со сруба, аккуратно резали на чурки и жгли в костре, о чем свидетельствовали головни и опилки.
И все это не раньше прошлого лета…
Плот я собрал из того же сруба, сколотил выдернутыми из разобранного стола гвоздями. И тут возникла мысль, после того, как найду Ледяное озеро, спуститься на плоту вниз, сплавиться насколько это возможно, хотя бы до слияния Косью с Вангыром. Реки еще полноводные и потому относительно спокойные, в конце концов, через шиверы плот можно провести у берега. В любом случае скорость движения будет раза в два выше, чем идти пешком, и расход энергии во столько же раз меньше.
Плыви да на берега посматривай, как говорил дед…