Сокровища животного мира

В густых лесах возле Мамфе встречались травяные поляны почти без почвы. Проплешины на голых скалах раскалялись в полдень под солнцем так, что на них можно было жарить яичницу. По трещинам, прорезывающим эти плоские скалы, струились ручейки шириной в три дюйма, в них-то и размножались лягушки-пульки. Их икра была погружена в горячую воду, примерно такую же, какую мы напускаем в ванну; оттуда крохотная лягушечья молодь выскакивала на камни, до которых невозможно было дотронуться. Просто непостижимо, как это им удается!

В этом смысле и то, о чем я сейчас расскажу, столь же необъяснимо.

Все двенадцать наших носильщиков-намчи постепенно стали еще и коллекторами по совместительству. Это неудивительно: мы всегда были вместе и хорошо узнали друг друга; короче, мало-помалу они включились в нашу общую работу. Они стали нашими общими хранителями! Джордж предложил солидные деньги за новых шпорцевых лягушек. Намчи ухитрились наловить их во множестве, чем сильно повысили свои заработки. Когда же цена на шпорцевых лягушек упала ниже экономически выгодного уровня, они переключились на поиски других лягушек в надежде найти новый ходовой товар и немного порастрясти наши замороженные средства, которые, с их точки зрения, были неисчерпаемы.

И это удалось им как нельзя лучше. Они обнаружили на банановых деревьях маленьких древесных лягушек, которых и стали приносить пригоршнями замученному Джорджу. Один вид, представители которого были нам доставлены в подавляющем количестве, ученые наградили именем Hyperolius sordidus. Заметьте: sordidus!^[20]

Это животное, несомненно, было впервые окрещено неким достопочтенным ученым мужем, закопавшимся в музейных фондах где-нибудь очень далеко от Африки и получившим лягушку уже в «маринованном» виде. В то же время ученый мог быть и человеком со специфическим чувством биологического юмора; он постарался наречь животное именем, максимально удаленным от действительности. В заспиртованном состоянии лягушка имеет и вправду тусклый вид, но в жизни ее окраска ни с чем не сравнима и не поддается описанию. Хотя по форме эти лягушки не отличаются от прочих, окраска их необычайно варьирует: просто не верится, что они относятся к одному и тому же виду, пока не отыщутся все переходные формы.

Единственным постоянным признаком является окраска передних и задних лапок, точнее, их внутренних и нижних поверхностей. Они вишневого цвета, но и тут мы нашли исключение — у одной самочки эти отметины вместо ярко-вишневых были оранжевыми. Самой обычной окраски у того и другого пола были спинка — ярко-зеленая и брюшко — шафраново-желтое. Но одна самка была сверху металлически-синего цвета, а спинки самцов иногда расцвечены то чистым золотом, то буровато-коричневым (попадались и бурые с черными крапинками, обведенными белым кантиком, оливково-зеленые и розовато-сиреневые). На брюшке расцветка от белоснежной переходила к разнообразной пятнистой: то лиловые пятнышки на желтом фоне, то бурый крап на белом фоне, а то и мраморная — коричневая с белым. Спинки их тоже могли быть окрашены в любой из перечисленных цветов, в бурых пятнах, в крапе и «в яблоках». Все это вместе производило фантастическое впечатление.

Но только в тот день, когда я сидел с ружьем в засаде, поджидая белок, и увидел цветущее банановое дерево, я понял, что все цвета и оттенки, встречающиеся у Hyperolius, примерно в тех же соотношениях встречаются на дереве. Ярко-зеленый — обычный цвет листвы. Отмершие листья отливают золотом, а высохшие их участки буреют. Когда дерево заражено грибками или иными растительными паразитами, на листьях появляются бурые пятна и крапинки. И наконец, самое поразительное заключалось в том, что громадные цветки оказались лилового цвета с красноватыми кончиками и металлически-синими основаниями лепестков! Передо мной предстал полный набор красок, которые лягушка могла выбирать для своего маскировочного костюма.

Быть может, самой замечательной из всех попавшихся нам лягушек была очень неприглядная с виду мраморная лягушка — Hemisus marmoratum. Наука явно обязана извиниться перед вами за ее название — в среднем роде. Но это еще не все.

Hemisus (род лягушек-поросят) — маленькие, кругленькие существа с короткими лапками и заостренной мордочкой. Они умеют копать и, собственно говоря, ведут подземный образ жизни. Мы находили их в застойных протоках и тихих лужах. Когда таких лягушек брали в руки, они с перепугу, от возмущения или ради самозащиты начинали раздуваться, намного увеличивая свой прежний объем. Надувшись, они уменьшались понемногу и постепенно. Очевидно, «стравливать воздух» было для них нелегким делом.

Когда нам хотелось заставить лягушку раздуться, мы слегка постукивали ее тоненьким стебельком травы, и она тут же реагировала, а через несколько дней достаточно было прикоснуться к ней травинкой, чтобы она начала энергично надуваться.