Сокровища животного мира

Я возвращался из Мамфе, где нужно было прихватить кое-какое снаряжение из базового лагеря и мою любимицу обезьянку, которая обычно путешествовала со мной, сидя на моем левом плече. Меня сопровождал Фауги. Дела задержа­ли нас, и, когда мы гребли на переправе через реку, уже смеркалось. Пришлось одолжить фонарь у лодочника, старика-прокаженного, и мы углубились в лес. По причине, известной разве что самой судьбе или тайным силам афри­канских джу-джу, я не взял с собой свое любимое охотничье ружье, а нес только сучковатую палку да обезьянку, которая восседала у меня то на голове, то на плече.

Фауги шел впереди, неся неяркий фонарь; янтарные лучи света плясали среди колоссальных стволов деревьев. Ночь была тихая, хотя вокруг все звенело от мириадов стрекочу­щих, жужжащих насекомых, а воздух был пропитан аромата­ми почти наркотической силы. Мы двигались неслышно, как духи, под ногами — мягкая глина, на мне были теннисные туфли, а Фауги бесшумно шел в своей природной, залубенелой обуви — босиком. Только монотонное поскрипывание ручки фонаря отмечало наше движение вперед.

Когда мы вступили в самую последнюю и самую длинную полосу леса перед нашей поляной, обезьянка вдруг задрожа­ла и стала жалобно причитать. Она слезла с моего плеча и удивительно ловко забралась за пазуху. В ту минуту это показалось мне причудой, но, как только мы достигли следующего поворота, я приказал Фауги остановиться и оглянулся. Зрение у меня неважное, может быть, в этом причина почти невероятной тонкости моего слуха, чему африканцы не переставали удивляться. Я услышал необыч­ный звук и насторожился.

Звук возобновился, как только мы снова двинулись ч вперед. Он следовал за нами — легкий шорох в кустах. Фауги ни о чем не подозревал и шел впереди, что меня обрадовало больше всего: случись ему увидеть то, что увидел я, он бы непременно бросил фонарь и задал стрекача, оставив меня в полной тьме в самом неприятном положении. И без того мне стало жутко — по телу пробегали волны неудержимого озноба. Казалось, зверь вот-вот запу­стит свои когти мне в спину, и я поминутно оглядывался.

Я всегда втихомолку посмеивался над людьми, которые признавались, что их бросало в дрожь без видимой причины; теперь-то я знаю, что это такое. Мне приходилось встречать­ся носом к носу с тигром (правда, не очень большим), когда моим единственным оружием был сачок для бабочек, видел я и леопардов на свободе, но боялся их не больше, чем разъяренного быка на пастбище. Сейчас мной владело совершенно иное ощущение: казалось, страх накатывает на меня извне, помимо моей воли.

Тут я обернулся и увидел нечто такое, от чего кровь застыла в жилах.

Прямо поперек тропы вытянулось длинное, гибкое тело, не выше фута от земли ни в одной точке. Голова маленькая для размеров животного, но самое странное, что оно было чисто-белого цвета. Зверь замер на мгновение, затем перед­няя половина его изогнулась назад, а задняя последовала за ней, как хвост поезда на крутом повороте. Чертов зверь просто-напросто скрадывал нас при свете нашего же фонаря! Глаза у него были оранжевые, а не зеленые, как все уверяют; не оставалось ни малейшего сомнения — это ле­опард, притом в самом расцвете сил.

Он подобрался ко мне ярдов на тридцать. А так как Фауги быстро удалялся примерно на то же расстояние в противоположном направлении, не заметив, что я остановил­ся, и свет фонаря неуклонно слабел, я решил, что пора выходить из игры.

Когда я начал отступление, леопард сгорбил спину, подобрал под себя задние лапы и одним прыжком исчез из поля моего зрения, совершенно беззвучно приземлившись в густом кустарнике. Я поспешно догнал Фауги, и вскоре мы вышли на открытое место; как раз в тот момент на опушке поднялась шумная возня, фырканье, треск ветвей. Фауги решил, что этот шум поднял убегающий дукер, но я помалки­вал, хотя был уверен, что я-то знаю, в чем дело.