Сокровища животного мира

Я считаю, что лемур Демидова в отличие от других гапаго ведет дневной, а не ночной образ жизни.

К такому заключению мы пришли, разумеется, чисто умозрительным путем, но все же оно заслуживает внимания. Во-первых, местные охотники говорят, что видят их очень редко и только днем, а не при свете охотничьего фонаря. Те несколько раз, когда мы их видели, солнце светило вовсю. Вторая и, на мой взгляд, самая убедительная причина — окраска лемуров Демидова.

В Африке мы поймали шесть дневных животных, принад­лежавших к группам, все остальные представители которых вели исключительно ночной образ жизни. Все шесть живот­ных — змея (Gastropyxis senaragdina), белка (Funisciurus poensis), мартышка (Cercopithecus pogonias), ржавоносая крыса (Oenomys hypoxanthus), серебристый шипохвост (Anomalurus beecrofti) и, наконец, лемур (Galago demidovii) — были ярко-зеленого цвета сверху и желтого — снизу, в то время как близкие к ним ночные виды имели совершенно иную окраску. Возможно, это утверждение слишком смелое, но подобный тип окраски как-то связан с солнечным светом. Все животные, окрашенные таким образом, кроме крысы, обитающей на солнечных, открытых прогалинах, обнаружены только на самых верхушках деревьев, купающихся в ярком солнечном свете. Если сравнивать количество этих пяти форм животных с количеством близких форм, то все они заслуживают название «редких», но, я думаю, все дело в том, что всех этих «зеленых с желтым» животных мы встречали только на естественных прогалинах, чрезвычайно редких в настоящих девственных лесах. За исключением отдельных случаев, животные скрывались на недосягаемой для нас высоте поднебесных крон.

Один из наших последних лагерей был расположен в девственном лесу, среди отрогов северного нагорья. Лес местные охотники не посещали, и он здесь должен был сохраниться нетронутым.

В солнечный жаркий день, когда все застыло от зноя, я брел по лесу в откровенной надежде отыскать пятнышко света, не затененное листвой, чтобы хорошенько позагорать, и вдруг вышел на небольшую прогалину. Колоссальные деревья расступились, словно по волшебству, и стояли стеной, по которой круто, как застывший водопад, низверга­лись зеленые волны листвы. Несмотря на то что деревень кругом не было, я мог бы подумать, что полянка — дело человеческих рук, если бы нашел хоть несколько пней громадных деревьев. Но пней не оказалось, а так как африканцы не умели валить и корчевать мощные деревья, приходилось искать другое объяснение. Мне пришло в голову только одно — земля здесь болотистая, а налет тонкой радужной пленки на лужах выдавал присутствие нефти. Я разлегся на солнышке и вскоре крепко уснул. Не знаю, сколько времени проспал. Проснулся, обливаясь потом, и обнаружил, что солнце успело настолько далеко зайти за высокие деревья, что я оказался в густой тени. Я лежал на совершенно гладкой твердой земле, где не было ни одного муравья. Меня окружали куртинки травы, несколько невысо­ких кустов и отдельные кустики гигантского болиголова.

Я привстал и застыл от неожиданности. По всей полянке рассыпалась стайка обезьян, деловито что-то выскребающих и выискивающих в зелени.

Я зарядил ружье и пополз, прижимаясь к земле, пока не залег на выгодной позиции за небольшим бугорком. Отсюда мне были видны почти все обезьяны. Они были поглощены поисками кузнечиков — это в обезьяньем мире такое же лакомство, как для нас икра. Внезапно наверху, на крутом берегу вознесенного ввысь воздушного континента, появи­лась вторая стая. После шумных препирательств и щебечу­щих переговоров между двумя группами сверху спустились два крупных самца, которые тут же вступили в перебранку с равными по рангу представителями первых претендентов на эту территорию. Судя по всему, они договорились, и сам­ки с малышами и молодежью тоже спустились вниз.

Когда все они собрались внизу, я обогнул бугорок и получше пригляделся к животным. Тут я увидел такое, что у меня захватило дух: все имели ярко-зеленую окраску, огнен­но-оранжевые горло, манишку и живот. На макушке у самцов торчал высокий конический гребень. Мы даже не подозре­вали, что по соседству с нами живут подобные обезьяны.

Наметив крупного самца, я тщательно, но не очень точно прицелился и... промазал. Выстрел грянул так неожиданно, что обезьяны застыли словно изваяния. Я вскочил и бросил­ся к ближайшей. Это послужило сигналом панического бегства вверх. Матери прыгали на свисающие сучья с малышами, уцепившимися за шею или висящими у них на спине. Вскоре все скрылись за завесой высоких крон.

Еще несколько дней кряду я возвращался на эту полянку. И хотя один раз приметил разведчика — остальные на почти­тельном расстоянии с треском носились среди ветвей, — обезьяны больше никогда не отваживались спуститься вниз. В конце концов нам удалось раздобыть двух чубатых марты­шек (Cercopithecus pogonias): одну принес охотник из соседней деревни, другую подстрелил Джордж.