У нее не было друзей, к которым она могла бы обратиться за помощью. Несколько месяцев назад тетя Джемма вместе с детьми подалась на север Италии в поисках работы. Пьетра не могла пойти даже в церковь; она вся была перемазана кровью Джованни. Идти было некуда.
Три дня она скрывалась в лабиринте аллей вокруг приморского района, парализованная страхом и онемевшая от горя. Она спала в самых темных углах, питалась отбросами на рынке, когда там никого уже не было. Ей приходилось сражаться с крысами за каждый кусок.
На смену первым страхам пришла печаль. Джованни Сакко был единственным человеком во всем Неаполе, который заботился о ней. Теперь у нее никого не осталось. И некуда идти. «Я Пьетра, я камень», — повторяла она вновь и вновь, но литания больше не помогала. Ей было так больно.
В те дни, темные дни, и еще более темные ночи один образ преследовал Пьетру. Одно сохранило ей рассудок — бриллиант, такой сверкающий, крепче всех камней, чистый и совершенный, как звезда в мире, который без нее казался бы злым и безжалостным. Бриллиант был единственное, во что она могла верить.
После мрака третьего дня, слабая от усталости, с головокружением от голода, она пустилась в длинный путь к Посиллипо.
Она едва подняла тяжелое дверное кольцо. Слуга открыл парадную дверь и провел ее прямо в комнату, где возле горящего камина сидел в шелковом халате герцог. При виде ее он широко раскрыл руки.
— Ты пришла, — сказал он, когда она упала перед ним на колени.
Глава 5
Она проснулась с обычной молитвой на устах, бормоча, прежде чем открыть глаза.
— Пресвятая богородица, пошли мне…
И ее молитва была услышана. Она с удивлением обнаружила себя смотрящей широко раскрытыми глазами на небесно-голубой шелковый балдахин необъятной мягкой кровати. Она лежала в чистой ночной сорочке на мягких полотняных простынях.
И она вспомнила, где она.
— Доброе утро, синьорина.
Пьетра села на постели, когда крепкая девушка с широким румяным лицом торопливо вошла в комнату с подносом, на котором лежали фрукты, сыр, булочки, яйцо в фарфоровой подставке. Она устроила поднос у Пьетры на коленях.
— Меня зовут Антония, я ваша служанка. Вы хорошо поспали, время за полдень. — Она налила из серебряного кофейника шоколад. Его густой аромат наполнил комнату, и Пьетра с жадностью выпила его. — Герцог сказал, что встретится с вами вечером. Он отправился в город. Когда вы закончите завтрак, я помогу вам одеться в новые вещи.
— Новые вещи? — неуверенно проговорила Пьетра.
Девушка захихикала, направляясь к огромному шкафу, и распахнула резные двери. Внутри он был набит платьями — нежными шелковыми, полотняными, светящимися бархатными, платьями из парчи и кружева и мягкой шерстяной «шалли». Туфли всех цветов радуги и полки с кружевным нижним бельем.
— Когда-нибудь вы все это будете носить, — сказала Антония, вынимая муслиновое платье в крапинку цвета молодых листьев. Шелковая роза украшала корсаж и длинную юбку, задрапированную сзади. Это было самое красивое платье, которое Пьетре доводилось видеть или вообразить себе.
Она не могла себя в нем представить. Надеть его — это словно поменять кожу. Она не создана для такого наряда.
— Я не могу это носить, — пробормотала она.
— Тогда вам нечего надеть, — ответила Антония, — потому что герцог приказал мне сжечь те старые лохмотья, в которых вы прибыли. Ну, идите же, они дожидаются вас уже неделю.
— Неделю? Но как?
А потом ей припомнился спор, который привел к смерти Джованни — разговор о сделке Лены с Хамаком, которая использовала турка в качестве посредника для связи с герцогом. Даже в этом случае Пьетре было интересно, каким образом герцог мог знать наверняка, что она придет к нему? Или он настолько богат, что может купить горы одежды просто в надежде, что его прихоти будут удовлетворены? Что ж, поскольку он…
Следующие несколько часов она провела, примеряя одно платье за другим. Пьетра не могла поверить, что нужно носить так много нижнего белья — корсет и лифчик, украшенные петельками штанишки, турнюр из конского волоса, тонкие вышитые чулки, прикрытые сверху полдюжиной нижних юбок. Без помощи Антонии ей было не справиться. Неудивительно, что у женщин, которые носят такие платья, есть служанки.
Когда Антония расчесала ей волосы, уложила их наверху в узел и подтолкнула ее к зеркалу, Пьетра с трудом узнала себя.
— Его светлость будет доволен, — сказала Антония, прежде чем уйти заниматься другими домашними делами.
Оставшись одна, Пьетра то стояла перед зеркалом, то иногда со смехом пробегала мимо него, чтобы убедиться, что ее отражение не отстает от нее, то натянуто сидела в кресле, стараясь не двигаться, чтобы платье не морщило. Ей очень хотелось, чтобы его светлость был доволен.
Но он еще не вернулся, когда солнце стало опускаться в залив, и Антония вошла в комнату, неся на подносе большую миску тушеной рыбы, немного хлеба и бокал вина. Пьетра быстро проглотила ужин, сидя за маленьким столиком, пока Антония стоя наблюдала за ней.
Когда Пьетра снимала с коленей салфетку, она внезапно издала вопль и расплакалась.
— Что случилось? — спросила Антония.