Сокровище

- Запомни! Ты – никто! Ты – просто двойник. Говори только то, что написано. Тебе понятно?

Двойник стер помидоры с лица и кивнул.

В четырех километрах от здания, где проходил экономический форум; в большой квадратной комнате с глухими стенами, выкрашенными в белый цвет; на широкой кровати, покрытой простынями из тончайшего материала, используемого НАСА при изготовлении парашютов для спускаемых космических летательных аппаратов, лежал настоящий Виноградов. Абсолютно голый. Лишь узкое полотенце было наброшено на бедра, прикрывая мужское достоинство. Судя по ширине полотенца, стандартного размера; уж никак не «шестьдесят шестое» в мире.

Тончайшая ткань вовсе не являлась прихотью нувориша; насущной необходимостью.

Все тело Виноградова было покрыто гнойниками и язвами; эпителий отслаивался от основного слоя кожи на большом протяжении, образуя мешки, наполненные мутной жидкостью; при малейшем движении они разрывались, причиняя жуткую боль и оставляя на простынях обширные разводы.

В изножье кровати стоял Скворцов; человек в сером костюме; «правая рука» и «тень» Виноградова; ловил малейшее движение хозяина. Слева помещалась ширма, за ней – сиделка, лет тридцати, сидела на стуле и читала книжку в мягком цветастом переплете; на обложке – румяный мужчина с зализанной вороной гривой удерживал за талию грудастую блондинку, томно закатившую глаза.

У комнаты был вход – белая дверь с цифровым замком; и выход – огромный жидкокристаллический экран; он занимал всю стену справа от кровати. Экран показывал двойника.

Виноградов-настоящий через силу улыбнулся.

- Ну вот. Сейчас ты не в такой уж прекрасной форме. А?

- Это будет ему уроком, - эхом отозвался Скворцов.

Виноградов засмеялся; в горле надсадно хрипело; организму не хватало жидкости, все уходило через кожу – с сукровицей и гноем.

Виноградов потянулся к трубке, свисавшей через правое плечо; Скворцов уловил его движение; метнулся вперед и помог поднести трубку к губам. Виноградов с шумом втянул в себя подсоленную воду и махнул рукой. Скворцов нажал кнопку на пульте; изображение исчезло.

- Да. Теперь… Теперь… Будет знать.

Каждое слово давалось Виноградову с трудом. Глаза выкатились из-под ярко-красных воспаленных век; пенящаяся слюна падала на грудь.

- Эй! – воскликнул Скворцов, но не дождался ответа. Повторил громче. - Эй!! – но ответа снова не было.

Скворцов забежал за ширму, вырвал книжку из рук сиделки.

- Как тебя там? Ты не слышишь?

Сиделка встала, пригладила на толстых бедрах халат.

- Я – глухая, - механическим гнусавым голосом сказала она. – Сделайте так, - сиделка топнула широкой ступней, распирающей белый ботинок, в пол. По полу прокатилась ощутимая вибрация. – Тогда я приду.

- Ну да, ты глухая, - спохватился Скворцов. Так хотел хозяин: никаких посторонних ушей. И забился, замахал руками. – Ему плохо!

- Смотри на меня! – сиделка подняла палец, как учительница в начальной школе. – И говори медленно. Губами!

- Ему плохо, - повторил Скворцов.

- Я поняла, - сказала сиделка. – Ему плохо, - она отвернулась от Скворцова и стала набирать что-то из ампулы в шприц.

Скворцов вышел из-за ширмы; через пару секунд вышла сиделка. Она деловито подошла к Виноградову, ухватила левое предплечье «шестьдесят шестого», пригвоздила к кровати и стиснула, выцеливая набухающую вену.

- Нет! – закричал Виноградов. – Убери ее!

Скворцов ударил ногой в пол. Сиделка остановила движение руки и посмотрела на Скворцова. Скворцов и сам не знал, что делать.

- Но вы же – мучаетесь! – воскликнул он.

- Убери!

Скворцов сделал движение кистью; будто что-то отбросил. Сиделка ушла за ширму.

- Почему?

- Я… должен… страдать… - прохрипел Виноградов. – Такова Его воля.

- Чья? – не понял Скворцов.

- Господа нашего. Иисуса Христа, - был ответ.

- Борис Михайлович! Я – атеист.

Виноградов ощерился. Обнажились желтые от налета зубы и почерневшие десны.

- Да? Атеист? Тогда – молись! Чтобы Он не наказал тебя так же, как меня.

Тело Виноградова выгнулось дугой. В наступившей тишине отчетливо послышался скрежет зубов; такой громкий, будто бы «шестьдесят шестой» перемалывал собственные челюсти.

18.

Митя развел руками; в правой он сжимал искривленный кинжал с заржавленным лезвием.

- Никого нет. Чего ты так испугалась?

- Я не испугалась. Здесь кто-то был.

- С чего ты взяла?

Марина подошла к двери, отделяющей гостиную от комнаты отца.

– Смотри! Дверь была открыта вот так, - переместила ее на небольшой угол. – А сейчас она открыта вот так, - Марина вернула дверь на место, торжествующе посмотрела Митю; мол, какие тебе еще нужны доказательства?

Митя пожал плечами; фокус с дверью не произвел на него должного впечатления.

- Ладно, - не сдавалась Марина. – Стул рядом с тобой. Он стоял вот здесь, - Марина переставила стул.

Митя немедленно на него сел, положил кинжал на стол.

- Называется, приехал в Питер! У меня – сумасшедшая сестра.

Митя покосился на кинжал; на всякий случай снова взял его в руки.