Сокровище Чингисхана

Мальчик соскользнул с деревянного седла на землю и до­стал из заплечной сумки большую фляжку из козлиной шкуры, наполненную водой. Питт и Джордино по очереди набросились на воду — пили сначала маленькими, потом уже большими глотками. Пока изможденные путники утоляли жажду, маль­чик извлек из сумки замотанную в платок большую пластину творога. Раскрошив ее на маленькие кусочки, он предложил их Питту и Джордино, и те с благодарностью съели напоминав­ший по вкусу мягкую жевательную резинку творог, запив его остатками воды.

— Меня зовут Нойон, — сказал мальчик. — А вас как?

— Меня — Дирк, его — Ал. Мы очень рады, что встретили тебя, Нойон.

— Глупые вы, Дирк и Ал. Кто же отправляется в Гоби без воды, пищи и коней? — серьезно произнес их спаситель. — Внезапно его мальчишеское лицо осветилось улыбкой, и он прибавил: — Поехали ко мне, я познакомлю вас с моей семьей. Отсюда не больше километра. Даже для вас недолго.

Мальчик снял деревянное седло с лошади и, поддерживая Питта и Джордино, помог им забраться на нее. Монгольская лошадка была невысокой; Питт довольно легко уселся верхом, подтянул Джордино, и тот устроился позади него. Нойон взял поводья и двинулся на север. Верблюд вышагивал позади.

Они прошли совсем немного, когда перед ними возник не­высокий, но широкий кряж из песчаника. Объехав его, они уви­дели на противоположной стороне большую равнину с рассы­панными по ней многочисленными фигурами верблюдов, бро­дивших в поисках пищи — пучков травы, торчащих из камени­стой почвы. В центре равнины стояла одинокая юрта, когда-то белая, но ставшая от времени грязно-серой. Дверь,, находив­шаяся с южной стороны, напоминала цветом пожухлый апель­син. Два шеста с натянутой между ними и юртой толстой ве­ревкой, выполняли функцию загона, по которому бродили не­сколько крепких гнедых лошадей. Сурового вида, гладко вы­бритый человек с пронизывающим взглядом темных глаз как раз седлал одну из них, когда Нойон подвел к юрте свой малень­кий караван.

— Отец, я нашел этих людей в пустыне. Они из Америки, заблудились.

По исхудавшим, осунувшимся лицам Питта и Джордино, по их сгорбленным фигурам отец Нойона сразу догадался, что те уже стояли у порога юрты Эрлэг-хана, в монгольской тради­ции — повелителя загробного мира. Он подошел к лошади, по­мог прибывшим спуститься, пожал протянутые ему слабые дро­жащие руки.

— Привяжи лошадь, — приказал он сыну, а сам повел гос­тей в юрту.

Пригнувшись и нырнув в гэр, Питт и Джордино поразились уютной обстановке, представлявшей разительный контраст с неприглядным внешним видом жилища. Земляной пол был устлан красивым ярким ковром, решетки стены завешены по­добранными в тон ковру яркими тканями и плетениями. Шка­фы с выдвижными ящиками и столы были выкрашены в весе­лые красный, оранжевый и синий тона, а решетка потолка — в лимонно-желтый. Вся отделка свидетельствовала об особом вкусе его обитателей.

Интерьер гэра соответствовал традициям повседневной кочевой жизни, в которых большую роль играют поверья. Сле­ва от входа находились стойка и шкаф для седла и других муж­ских вещей. Правую, женскую, сторону занимали кухонные принадлежности. Очаг и плита располагались в центре; от пли­ты вверх, к отверстию в потолке, тянулась длинная металли­ческая труба. Вдоль стен гэра стояли три низенькие кровати. В задней части находился семейный алтарь.

Отец Нойона провел Питта и Джордино вдоль левой сторо­ны гэра, усадил на маленькие табуретки возле очага. Невысо­кая женщина с длинными темными волосами и веселыми гла­зами, подогревавшая на огне видавший лучшие времена зава­рочный чайник, улыбнулась вошедшим. Заметив, как они утом­лены, женщина принесла им влажные полотенца обтереть лица и руки, после чего порезала в большой котелок несколько кус­ков баранины, залила водой и поставила на огонь. Увидев на ноге Питта окровавленную тряпку, она принялась отдирать ее. Пока Питт и Джордино чашку за чашкой жадно пили черный чай, она промыла рану и перевязала ногу чистым полотенцем. Когда баранина сварилась, она гордо подала всем троим по ог­ромной порции мяса, а в центр стола поставила блюдо с суше­ным сыром. Для изголодавшихся Питта и Джордино скромная еда монгольского кочевника казалась изысканнее любого блю­да французской кухни. После того как с бараниной и сыром было покончено, отец Нойона принес кожаный бурдюк с пе­ребродившим кобыльим молоком, айраком, и три пиалы.

В гэр вошел Нойон и сел позади мужчин, готовый служить переводчиком своим родителям, не говорившим по-английски. Отец его заговорил первым. Глядя в глаза Питту, он произнес длинную фразу тихим и глубоким голосом.

—  Мой отец Цэнгэл и моя мать Ариунаа рады видеть вас в нашем доме, — сказал мальчик.

—  Мы благодарим твоих родителей за гостеприимство. Вы спасли нам жизнь, — ответил Питт и приподнял пиалу с айра­ком. На вкус напиток напоминал теплое пиво, смешанное с пахтой.

—  Скажи, как вы оказались в Гоби без воды и пищи, — спро­сил Цэнгэл через своего сына.