Мягкий оранжевый свет очерчивал широкие плечи, играл бликами на слегка взъерошенных смоляных волосах, касался кожи рук, неприкрытых рукавами. Я вдруг заметила, что мое дыхание стало куда более поверхностным, чем обычно, и его то и дело перехватывало, когда я переводила взгляд с сильных рук на шею, с шеи на лицо… Когда бессовестно ощупывала глазами резковатые скулы и губы, борясь с желанием провести по ним подушечками пальцев. Осторожно, неуловимо.
Рука потянулась сама, пальцы почти коснулись щеки… Но магистр вдруг вздрогнул, выпрямился столь спешно, что я резко прижала ладонь к шее и затаила дыхание.
Глаза встретились.
Легкое удивление овладело им на миг, а после я увидела перед собой все того же собранного, серьезного мужчину, почему-то и сейчас, пусть и неосознанно, заставляющего мое сердце буквально биться в приступе паники.
— Прошу прощения, — хрипло сказал он, вынув из воды руку и вытерев ее о рубаху. — Вы кричали во сне.
— Ничего… — только и выдохнула я.
В горле пересохло, но прокашляться я не решилась.
Не спускала с него глаз, сама не знала почему, хоть и смущалась — жутко смущалась. Но благодаря этому смогла уловить перемену в его лице; движение бровей, дрогнувшая щека, и блеск, увидеть который в темных глазах обычно не представлялось возможным. Мужчина словно бы хотел отвести взгляд, разорвать эту ненавидимую им — или нами? — нить. Но продолжал глядеть. Как будто я была единственным, на что ему можно было смотреть…
Он кашлянул в кулак, разжал его, затем крепко сжал.
— Вы… теперь вы в порядке?
Сразу кивнула, а затем энергично замотала головой.
— Это значит да? — улыбнулся магистр — неожиданно легко и непринужденно. — Или нет?
— Нет. То есть да…
Он усмехнулся, и щеки мои тотчас опалило огнем. Захотелось плеснуть на них водой. Да только в этом нет смысла: вода уже стала горячей. Быть может, даже обжигающей. Или это мое тело, мучаемое дрожью, стало таким чувствительным?
— Тогда я могу идти?
То ли сделав вид, что собирается уходить, то ли в самом деле задумав покинуть меня, он чуть привстал, и сердце внезапно забилось в разы сильнее.
Я вцепилась в его запястье, шепнув:
— Не уходите.
Голос вышел сиплым и испуганным. Но магистр сразу опустился обратно на табурет, точно я бросила в него жестким приказом.
— Как пожелаешь.
Он сказал это легко, словно слова ничего не значили. Коснулся крепко сжимавших запястье пальцев, и я опомнилась — разжала, убрала руку под воду.
— Часто вас мучают кошмары? — после недолгой паузы поинтересовался мужчина.
Я смогла увести взгляд и уставилась на торчащий из воды плавник. Блики дрожали на нем, придавая легкое голубоватое свечение.
— Не так часто, чтобы кто-то изволил желание помочь избавиться от них.
— Значит, сказались плохие новости?
— Полагаю, да.
Глянула на пальцы магистра, длинные и кажущиеся сильными; он постукивал ими по бортику ванны, подпирая второй рукой подбородок. На миг задержала взгляд и отвела.
— Я часто вижу сны, — добавила зачем-то. — Все русалки часто видят сны. Когда нам спокойно или мы у себя дома — кошмары не тревожат. Но когда Кхела злится и бушует океан… Это время становится для нас невыносимым, и мы считаем минуты, чтобы отвлечься от громыхания над толщей воды.
— И не бывает ночи без сновидений?
Отчего-то вопрос заставил поднять на магистра глаза. Он ждал ответа, затаив в глазах интерес, но я совсем не понимала, чем он был вызван: желанием узнать меня или использовать знания о русалках в каких-то своих, возможно, не самых достойных целях?
— Вы знаете о нас больше, чем может показаться. Не правда ли?
Может быть, я ошибалась. Мне хотелось верить, что я ошибалась. Но кое-что смыслящие в нас люди, историки, могли знать, когда русалки перестают видеть сны. Они узнали об этом от таких, как я, пытая или же сотрудничая на выгодных для обеих сторон условиях, не иначе. Хотя в большинстве случаев факты обретали порой до безобразия невероятные детали, становясь ничем иным, как легендами. Такие легенды и превратили русалок в монстров.
— Действительно больше, чем может показаться, — на удивление легко подтвердил магистр. Кажется, мое изумление не скрылось от внимательных глаз, потому в следующую секунду уголок его губ дрогнул, и он спросил: — Так вы утолите мое любопытство? Вы не понаслышке знаете, что любопытство губительно…
— Не для такой, как я.
— Но для меня да. Не дайте мне умереть так просто. Мне хотелось бы еще немного полюбоваться вами.
Я вспыхнула, как почти угасший костер, в который щедро подбросили сухой хворост.
Несколько слов…
Достаточно несколько слов от
— При условии… — ляпнула все же. Магистр выпрямился, слегка склонив голову набок, кивнул, будто разрешая продолжить говорить. — Вы утолите и мое любопытство тоже.
Он весело улыбнулся.
— Я не посмел бы отказать.