Сокровище, которое дремлет в тебе

– Мы различные с виду, на определенном уровне реальности. Тем не менее нас что-то связывает, хотя мне и не нравится единение с дерзкой девчонкой, которая мне докучает.

– Так и мне не по душе связь со сварливым стариком, который смакует собственную горечь, хотя мог бы поделиться тем, что у него есть ценного.

Вместо ответа он налил себе игристого вина, не предложив Алисе, и долго хранил молчание. Та уже решила, что он больше ничего не скажет, и собралась откланяться, когда он снова заговорил, уже более спокойно:

– Видите ли, в чем дело… то, что нас сейчас разъединяет, на самом деле разделяет наши эго, то есть каждый из нас ощущает себя автономной личностью. И мы не понимаем, что независимость от других – это иллюзия, возникающая на определенном уровне сознания. Но стоит только изменить ракурс – и нам может открыться вход в иную реальность, тогда мы будем воспринимать все совсем по-другому…

Он на несколько секунд замолчал, смакуя вино. Потом продолжил:

– Чтобы пояснить этот феномен, буддисты и индуисты пользуются одной метафорой: волна и океан. Если бы у волны был мозг, она могла бы ощущать себя единственной, независимой и отчасти была бы права: возьмите фотографию океана крупным планом и выберите любую. Вглядитесь хорошенько: из миллионов волн второй такой не будет, у всякой свой размер, форма, высота, рябь на поверхности… Каждая абсолютно уникальна. Тем не менее она неотделима от океана, она составляет его, а он – ее. В определенном смысле она – это и есть океан.

Алиса не сводила с него глаз.

Дюверне задумчиво произнес:

– Если я – волна, то для меня и приятно, и почетно ощущать себя единственной в своем роде, независимой от всех, можно гордиться, что я такая красивая… И если я перестану цепляться за мою личность волны, позволю ей исчезнуть, разрешу умереть, тогда постепенно, не спеша начну ощущать себя океаном. И вот я уже полностью им становлюсь, и… О-го-го!.. Быть океаном – это здорово!

Он умолк, а слова, казалось, все еще звучали в пространстве.

Алиса вдохновилась. В глубине души она начинала понимать важность мыслей старика.

– Но… – сказала она, – если вернуться к человеку…

Он немного помолчал, набрал воздуха и медленно произнес низким голосом:

– В восточных духовных учениях человек, отказавшись от своей самости, осознает, что он Бог.

Вибрации его голоса повисли в воздухе.

Алису покоробила эта мысль, хотя она и была атеисткой.

– Отсутствие дуалистичности в восточной духовности, – заговорил он, тщательно подбирая каждое слово, – и есть единение человека с Богом. Следуя путем духовного пробуждения, смертный становится Богом.

Он посмотрел на Алису.

– Вы же понимаете, эти идеи нельзя сравнивать с христианской традицией, в которой их сочтут еретическими. Христианство – религия дуалистическая: Бог выступает как всемогущее существо, к Нему верующий обращается, Ему молится и поклоняется, просит прощения… Христианин верит, что набожность и благочестие дадут ему освобождение после смерти. Буддист, индуист или даос убежден, что познание способно освободить его уже в этой жизни.

Дюверне разлил вино по бокалам.

– Христианин верит, что рай и ад существуют в реальности и в эти места он когда-нибудь отправится. Индуисты же знают, что все в нас самих: и рай, и ад, и Бог. Это великое откровение Упанишады, полученное в восьмом веке до нашей эры.

– Упанишады?

– Это индийские философские тексты.

Алиса начинала понимать, что за неприветливым, порой агрессивным поведением Дюверне кроется, по сути, человек добрый. Она была даже готова его полюбить.

– Вы упомянули путь духовного пробуждения. А в чем он состоит?

– В освобождении от эго.

– Снова мы к этому пришли.

– Разумеется, ведь это неизбежно. Обычное состояние сознания не позволяет нам отчетливо осознать свою божественную природу, нас тревожит неясность положения. Я уже вам говорил: мы боимся быть хуже других, не иметь веса в глазах окружающих. Потому мы создаем себе утешительную личность: свое эго. И чем быстрее она развивается, тем дальше мы уходим от своей истинной природы – божественной сущности. И тем несчастнее становимся: ведь жить в эго все равно что в аду.

– Я начинаю понимать.

– Наше эго алчет быть уникальным и независимым, но для этого надо отличаться от других. Получается, именно эго отделяет нас от людей… и мы все больше отдаляемся от своей подлинной природы, которая, напротив, стремится к единению. Если ему понадобится, эго сможет толкнуть некоторых к протесту, конфликту, отщепенству.

Он прокашлялся и продолжал:

– Отщепление. От-щепление. От-деление. Мое эго не желает целостности, жаждет разделенности. Есть такие люди, которые нуждаются в постоянном конфликте, чтобы ощущать, что они существуют!

Он улыбнулся.

– Вот видите, дьявол сидит в нас самих. И это не сторонний персонаж, это наша внутренняя склонность…

– Дьявол? Почему вы заговорили о дьяволе?

– Дьявол, по-древнегречески diabolos, – это то, что разделяет, вызывает разлад.

Дюверне отпил еще глоточек и спокойно продолжал: