Жереми молчал, давая ей возможность обдумать свои слова.
Она ушла, ворча себе под нос, что уж лучше бы он назначил десять раз прочитать «Отче наш».
– Таким образом, он бросает вызов вашему авторитету, монсеньор.
Епископ вышагивал вдоль длинной анфилады высоких окон в кабинете. Когда приходилось принимать трудное решение, он должен был обязательно ходить. Движение раскрепощало мысль.
– Вы уверены, что крещение этого ребенка назначено на конкретный день?
Викарий кивнул, сжав губы.
– На воскресенье, двадцать восьмое августа, сразу после мессы.
– И отец Жереми знает, что кюре Шароля отказал семье в таинстве?
– Да, монсеньор.
– Вы в этом уверены?
– Конечно.
Епископ несколько секунд пристально на него смотрел, потом снова принялся вышагивать по кабинету.
Стараясь побороть раздражение, викарий всегда в конце фразы поджимал губы, при этом рот у него на удивление походил на куриную гузку.
– Он вас испытывает, монсеньор. Это провокация в ваш адрес. Если вы не отреагируете, его ничто больше не остановит. А потом будет слишком поздно.
– Никогда не бывает слишком поздно.
– За ним стоит много прихожан, с каждым днем их становится все больше. Еще немного – они объявят его святым, и тогда у вас окажутся связаны руки. Вы будете вынуждены с ним соглашаться, это станет вечной проблемой.
Викарий напряженно смотрел на него, сложив губы куриной гузкой.
Епископ уселся за стол. Так оно и есть, он не ошибся, мадам де Сирдего дважды предупреждала. Впрочем, ее что-то давно не видно.
– И он станет все себе позволять, монсеньор…
Епископ вздохнул.
– К нему надлежит применить санкции, – сказал викарий, – и спокойствие вернется в приход Клюни.
Епископ колебался. Как отнесутся к санкциям другие священники? Укрепит это епископскую власть или, наоборот, дискредитирует лично его?
– Подумайте о том, что он посмел натворить за несколько месяцев, – не унимался викарий. – Стоит позволить ему продолжать в том же духе – и он выйдет из-под контроля. Святой престол будет тщетно призывать нас к порядку, и мы прослывем некомпетентными.
Епископ принялся вертеть аметист на перстне.
Его стали утомлять проблемы, возникавшие в Клюни. Терпение не должно оборачиваться нерешительностью, за которую рано или поздно придется платить.
Мужчина терпеливо дожидался своей очереди. Столько людей перед исповедальней он увидел впервые. Сам он к исповеди не ходил, впрочем и в церковь тоже. Разве что несколько раз на концерты. Единственный раз он молился, когда тяжело заболел отец, а потом с отчаяния слегла мать. Но тут двоюродная сестра так уговаривала, что он наконец решил приехать сюда из Макона.
Когда подошла его очередь, он втиснулся в узкую исповедальню и задернул за собой занавеску. Ему показалось, будто он попал в фотоателье, только не хватало табурета. Вместо него стояла низкая и неудобная скамеечка. Чтобы сесть, ему пришлось согнуться в три погибели и упереться лопатками в какую-то полку. Да уж, удобства не ахти. Но, учитывая, что все бесплатно, привередничать не приходится. Ладно, по крайней мере, не заснет, как на диване у психоаналитика, к которому как-то попал на прием.
– Я вас слушаю, сын мой.
– Здравствуйте. Я пришел к вам, потому что у меня нелады с соседом сверху. Я живу в многоэтажном доме в Маконе, и сосед постоянно меня третирует. Когда я выхожу и сталкиваюсь с ним, мне становится дурно, на весь день портится настроение. И ничего нельзя поделать: у нас одинаковый график работы, мы встречаемся почти каждый день…
– Опишите, пожалуйста, обстоятельства ваших встреч.
– О, это проще простого: мы часто поднимаемся вместе в лифте. Он всегда разговаривает снисходительным тоном. Я чувствую, он меня презирает, считает себя на голову выше, намного выше.
– Но вы не можете отвечать за то, что думают другие…
– А он не должен возвышать себя!
– Это его проблема, а не ваша…
– Но это очень досадно, выводит из себя!
– А тут уже ваша трудность…
– Как так?
– Когда он возвеличивает себя, это
Наступила тишина, Жереми пытался понять, дошли его слова или нет.
– Но это нормально, что мне неприятно… я ведь не бесчувственный…
– То, что сосед мнит себя выше вас, меняет вашу значимость?
– Нет, конечно.
– Тогда что же изменяется?
Посетитель снова задумался.
– Может быть, мое ощущение собственной ценности, – согласился он.
– Вы так чувствительны к мнению других, потому что сами не особенно уверены в своей значимости.
– Возможно…
– И если сосед ведет себя с вами высокомерно, догадайтесь, по какой причине.
– Понятия не имею…
– Наверняка тоже сомневается в своей ценности… В таком случае у него та же проблема, что у вас. Только его эго проявляет себя по-другому. Стоит ли обижаться на того, кто терзается, как и вы?
– Может, и страдает, но я ведь никого не заставляю платить за свои неприятности.
– Вероятно…
– А вы в этом не уверены?
– Никогда не знаешь, какое зло можешь невольно причинить другим…
– Ладно. Тогда что же сделать, чтобы этот тип больше не смотрел на меня свысока?