Ничего не добившись от Фатьмы, мы дали полиции известные нам про неё сведения и должны были удовольствоваться этим.
Надо было признать всё-таки, что хотя пока ещё совершенно безрезультатно, но дело моё в смысле ясности значительно подвинулось.
Я знал теперь, что был обворован господином с усами, который держал в своём плену молодую женщину, известную мне. По ней можно было найти и его. Но как и где найти — этот вопрос было очень трудно решить. Очевидно, что он, выйдя вместе с Фатьмою из гостиницы, следил за нею издали, когда в банке она меняла по его поручению деньги. Вероятно, он видел, как её арестовали, побежал домой, схватил вещи и уехал, увезя с собой свою пленницу. В это время я сидел у консула и ждал его.
Бежать из Порт-Саида очень легко на север: стоит нанять лишь первую попавшуюся арабскую баржу, и она на парусах доставит в любой ближайший порт Средиземного моря. На юг же побег почти невозможен, потому что необходимо пройти канал с исполнением формальностей, при которых легко выяснить пассажиров.
На всякий случай были посланы телеграммы в Суэц и по берегу Средиземного моря.
Ветер в этот день был попутный на север.
XXIII
Итак, она была права. Вопреки моим расчётам я не освободил её при помощи консула, и теперь письмо её приобретало новую цену для меня.
На нём имелся адрес, по которому и я мог снестись с неизвестным человеком, знавшим её и, вероятно, знавшим тоже усатого господина.
Я взял большой лист бумаги и стал писать этому неизвестному. Я рассказал всё, что случилось со мною и затем с женщиной, которая, по-видимому, любила его и ждала от него помощи, призывая его к себе своею песней.
Окончив письмо, я положил его в конверт вместе с её конвертом и, написав адрес, сам отнёс в почтовый ящик.
Исполнив это, я твёрдо решить сидеть смирно и ждать.
Действительно, до сих пор из всех моих личных начинаний ничего не выходило или, если и выходило, то только хуже.
«Пусть события текут, — решил я, — сами собою, я не стану ничего предпринимать до тех пор, пока мне не ответит неизвестный или пока консул не пришлёт за мною».
И я, стараясь не думать ни о чём, засел за книги, мало-помалу увлёкшись ими так, что не заметил, как прошло несколько дней.
В дверь моего номера постучали, и затем просунулась голова швейцара.
— Что такое, письмо? — спросил я поспешно и с нетерпением.
— Нет, телеграмма. Сейчас её принесли от консула для передачи вам.
Телеграмма была из России от моего товарища. Он сообщил мне, что высылает для меня на имя консула триста рублей.
Я знал, что товарищ мой не был бедным человеком, но и богатства особенного не имел. Его участливое отношение ко мне тронуло меня до глубины души.
Признаюсь, я писал ему на авось, совершенно не ожидая, что он отзовётся на моё письмо.
Было что-то особенно приятное для меня вдали от Родины получить такое ясное подтверждение, что всё-таки есть хороший человек на свете, который вот побеспокоился ради меня. Значит, там, в далёкой России, всё-таки есть, кто помнит меня.
На другой день мне принесли письмо с почты.
Я сразу узнал конверт с надписью: «Daedalus».
Можно себе представить, с каким любопытством я распечатал его.
Письмо было написано убористым, чётким почерком по-русски.