— Ну
— Выполнит, брат Жюстин. Непременно выполнит.
На следующий день, после полудня, когда Андре Сен-Клер на тренировочном дворе замка наносил удары мечом по учебному столбу с таким рвением, что ему казалось — скоро он не сможет поднять не только оружие, но и руки, — подошедший сержант сказал, что рыцаря срочно вызывает брат Жюстин.
Андре нашёл наставника послушников там, где они разговаривали вчера. Брат Жюстин сгорбился над длинным рабочим столом, и по его глазам Сен-Клер сразу понял: что-то неладно.
— Что? — спросил Андре. — В чём дело? Неужели де Труайя запретил моё посвящение и отъезд?
Во взгляде, которым наградил его Жюстин, читались негодование и недоумение.
— О чём ты? Де Труайя ничего не запрещал. Всё идёт своим чередом, но твой отец не приедет с тобой повидаться.
— Почему? Он ведь обещал прибыть после полудня.
— Да, обещал, но до того, как город охватило это безумие.
— Какое безумие? Что происходит?
— Так ты не знаешь? Ну конечно не знаешь. Откуда тебе знать? В общем-то, не случилось ничего необычного, просто твой сюзерен в очередной раз вспомнил о своей неприязни к евреям и перевернул вверх тормашками весь город, чтобы их истребить.
— Истребить евреев? Но в Лимасоле нет евреев.
— Евреи есть везде, мастер Сен-Клер, надо только как следует присмотреться. И их преследование здесь — преступление перед Господом! Незадолго до полудня что-то послужило толчком к этому сумасшествию, но что именно — мне неизвестно. Известно лишь, что Ричард пришёл в ярость и повелел схватить всех евреев на Кипре. А поскольку король решил, что Исаак Комнин — еврей, он приказал войскам перекрыть путь между городскими воротами и гаванью, чтобы изловить Комнина. Это сущее безумие. Твой отец, как главный военный наставник, поневоле оказался вовлечённым во всё это. Но он выкроил время, чтобы послать сюда весточку и пожелать тебе всего наилучшего — на случай, если он не сможет увидеться с тобой до твоего отбытия в Акру.
— Откуда он узнал, что я отправляюсь в Акру?
— Я велел своему человеку объяснить, почему ты хочешь видеть отца сегодня.
— Так почему вы сердитесь?
— Сержусь? Я вовсе не сержусь. Просто несколько раздосадован: никак не могу найти нескольких людей, которых хотел бы видеть нынче ночью на церемонии. Впрочем, она в любом случае состоится, так что будь готов через час после наступления сумерек. Но, к сожалению, пять или шесть человек из тех, кому следовало бы присутствовать на твоём посвящении, его пропустят. Завтра ты отбудешь в Акру на быстроходной галере из лучших кораблей Храма, с депешами для старшего из находящихся сейчас под Акрой командиров ордена. Это маршал Храма, рыцарь из Лангедока, получивший при крещении то же имя, что и ты. Его зовут Андре Лаллье из Бордо. Слышал о нём?
— Нет. А должен был слышать?
— Вполне возможно. Он один из нас. Был возвышен в один день со мной, происходит из рода одного из наших основателей. Ближе к ночи будь готов. За тобой пришлют двух рыцарей.
— Как мне нужно будет одеться?
— Иди в том, в чём ты сейчас. Этот покров посвящения снимут с тебя и заменят после церемонии подобающим одеянием. А сейчас ступай и дай мне, пока есть время, доделать всё, что нужно.
Остаток дня тянулся так медленно, что Сен-Клеру казалось, будто он никогда не кончится. Но вот на город опустилась тьма, которой он с таким нетерпением ждал.
Спустя восемь часов, на рассвете семнадцатого мая, Андре Сен-Клер стоял на одном из причалов гавани в обществе двух рыцарей куда более высокого ранга, но экипированных гораздо скромнее, чем он. На молодом человеке красовалась новая, ещё ни разу не надетая белоснежная мантия с ярким красным крестом — знаком отличия полноправного рыцаря Храма. Под ней поблёскивала кольчуга, с непривычки жавшая почти так же сильно, как тоже новые, неразношенные, сапоги до колен. Кольчужный капюшон, обрамлявший лицо молодого человека, создавал странное ощущение скованности, но надетый поверх капюшона шлем не жал и не давил. На поясе Сен-Клера висел меч, полученный в подарок от Ричарда.
За спиной молодого тамплиера стоял вестовой — брат-сержант, приставленный в то утро к нему в качестве слуги и оруженосца.
Андре потянулся, расправляя плечи, отягощённые длинной кольчугой. За время послушничества он ни разу не облачался в полный доспех и в ожидании, когда причалит посланная за ним лодка, думал о том, как долго ему придётся заново привыкать к благородному весу защитного металла.
Лодка ударилась о причал у его ног, и Андре повернулся, чтобы попрощаться со своими спутниками.
Слуга его тем временем втащил в судёнышко пару сундуков с пожитками и забрался в лодку сам.