Понадобились две полные недели, чтобы изнеженное долгой праздностью тело начало приспосабливаться к новым, суровым требованиям. Несколько раз Сен-Клер был близок к отчаянию, боясь, что не выдержит бесконечной боли, усталости и ощущения собственного бессилия. Однако Анри Сен-Клер никогда не уклонялся от выполнения своего долга.
По правде говоря, он всю жизнь провёл, безжалостно муштруя людей, прививая неопытным ученикам дисциплину, повиновение и умение переносить трудности, а вот теперь занимался собственной муштровкой не менее сурово, чем некогда муштровкой других. У него не было иного выхода. Он сознавал свои недостатки и умер бы от стыда, если бы молодой Ричард Плантагенет вернулся и увидел, что его бывший наставник не готов к походной жизни.
Анри не щадил себя, и вот настал день, когда, садясь в седло, он уже не ощутил невыносимой боли. По вечерам каждый взмах меча, всё более решительный и точный, позволял нанести по-настоящему сильный рубящий удар.
Рыцарь трудился всё усердней, и прежние воинские навыки всё быстрей возвращались к нему. К нему возвращались и сила, и выносливость, и ловкость, и умение управляться с конём. Его лицо и руки обветрились, ибо он выезжал и практиковался в любую погоду, и, хотя Анри не стал более мускулистым, он чувствовал, как с каждым днём мышцы наливаются силой. Теперь ему не составляло труда атаковать тренировочный столб, осыпая его всё более уверенными ударами и делая лишь краткие передышки. Упражнения начали доставлять ему удовольствие, а ощутимые успехи не могли не радовать. За последнее время Сен-Клер даже приноровился ездить и упражняться в полном вооружении, почти не ощущая тяжести доспехов.
В начале июля Анри приютил на ночь проезжавшего мимо французского рыцаря и за трапезой узнал от гостя, что между королями Филиппом и Генрихом разразилась война, что герцог Ричард, оскорблённый очередным отказом отца признать его наследником английского трона, открыто встал на сторону Филиппа против Генриха. Совместные силы короля Франции и герцога осадили Ле-Ман, город, в котором Генрих родился и который, по слухам, любил больше прочих.
По словам гостя, французского рыцаря дю Плесси, он отбыл из-под осаждённого города два дня тому назад и по личному поручению Филиппа отправился с депешами на юг — через Тур и Пуатье в Ангулем.
Но несмотря на настойчивые расспросы хозяина, дю Плесси ничего не смог поведать ни об Андре Сен-Клере, ни о мессире Робере де Сабле, которому Андре сопутствовал в разъездах с апреля месяца, с визита Ричарда в замок Сен-Клеров. Анри так и не удалось узнать, участвует ли его сын в осаде.
Однако по прошествии нескольких недель, а именно прекрасным летним днём шестого июля Андре приехал домой. Он был один, в добром здравии и прекрасном расположении духа: юноша радовался тому, что вернулся в свои владения, хотя и собирался пробыть здесь всего несколько дней. Он тоже держал путь в Ангулем, чтобы доставить официальные документы от мессира Робера де Сабле, пребывающего в Орлеане, настоятелю ангулемской обители тамплиеров.
Приезд Андре вызвал во всём замке радостный переполох, потому что молодой человек пользовался всеобщей любовью и его не видели уже несколько месяцев.
Старший Сен-Клер снисходительно отнёсся ко всеобщему ликованию и весь день не обсуждал с Андре никаких серьёзных дел. Лишь после ужина, когда челядь ушла спать, отец и сын остались вдвоём за кувшином любимого золотистого вина Анри — такое вино всегда закупали для него на винодельнях лежавшей более чем в ста милях к востоку Бургундии.
Большая часть разговоров за общим столом касалась в тот день нового образа жизни мессира Анри; все домочадцы наперебой рассказывали, каких отменных успехов он добился и как сильно поздоровел. Но когда Андре попытался снова заговорить на эту тему, его отец только отмахнулся.
— Мы достаточно поговорили обо мне и о моих делах. Меня гораздо больше интересуют твои дела и ты сам. Чем ты вообще занимаешься? Я полагал, ты сейчас в войске Ричарда, а он, насколько помнится, хотел держать мессира Робера под рукой. Из единственного письма, которое ты прислал в прошлом месяце, я решил, что, куда бы ни направлялся мессир Робер, ты едешь вместе с ним.
Андре усмехнулся, наклонив голову.
— Не всегда, отец. Но признаюсь, мессир Робер принял в моих делах живейшее участие и с того дня, как поверил в мою невиновность, многое для меня сделал.
Андре улыбнулся более открыто.
— Если меня откажутся принять в храмовники, то уж всяко не по вине мессира Робера, — уже не так торжественно продолжал он. — Он решил, что я вполне гожусь в тамплиеры. У меня было время, чтобы как следует всё обдумать, и теперь я склонен с ним согласиться. А вы, отец, будете вы недовольны или разочарованы, если я стану полноправным членом ордена?
— Храмовником-монахом?
Анри искренне удивился: ему никогда не приходило в голову, что сын может взвалить на себя монашеское бремя. Некоторое время старый рыцарь сидел в молчаливой задумчивости, покручивая кончик уса.