Сокровище тамплиеров

Его прервал стук копыт: трое всадников, горяча коней, спустились по склону, чтобы выяснить причину задержки. Один из них, чернобородый великан на огромном скакуне, бросил на Анри грозный взгляд, но всё своё недовольство обратил на Франциска де Невилля, бесцеремонно и грубо потребовав объяснить, почему отряд остановили.

Де Невилль взглянул на великана и, как показалось Анри, ответил характерным галльским пожатием плеч, хотя и был в полном вооружении.

— Я остановился поговорить со старым другом, — сказал Франциск. — И наш разговор ещё не закончен. Можете вести колонну дальше, если хотите. Мы отойдём в сторонку, а после я вас нагоню.

— Вам следовало бы поступить так с самого начала!

Выгнув бровь, де Невилль поднял глаза на высившегося в седле бородача.

— И как бы вы тогда узнали, в чём дело, Мандевилль? Сомневаюсь, что у вас есть друг, ради которого вы могли бы остановиться.

Подойдя к своему коню, Франциск взял поводья и кивком пригласил Анри последовать его примеру и отойти в сторону.

— Пойдёмте сюда, Анри. Мы можем поговорить, пока они будут проходить мимо.

Оба хранили молчание, пока колонна снова не пришла в движение; вместо де Невилля её возглавил угрюмый бородач, все остальные вернулись на свои места. Строй марширующих воинов продолжил путь, глядя вперёд или себе под ноги, больше не обращая внимания на двух задержавшихся у обочины рыцарей.

— Кто этот малый? — первым заговорил Анри, провожая взглядом удалявшегося здоровяка.

— Мандевилль. Мессир Хамфри Мандевилль. Полный остолоп. Англичанин нормандского происхождения, неотёсанный, как большинство его сородичей. Невежа, понятия не имеющий о куртуазности. Родился в Нормандии, не пробыл тут и трёх месяцев, но уже считает себя главнее нас всех.

— Он действительно твой начальник?

Мессир Франциск издал хрипловатый смешок.

— Отнюдь, хотя наверняка спит и видит, как бы им стать. Ну, как вы здесь поживаете, в тиши и безвестности? Давненько о вас ничего не слышал. К слову сказать, выглядите вы прекрасно.

— Я и чувствую себя прекрасно. Благоденствую, Франциск. А кто едет в тех экипажах?

Мессир Франциск улыбнулся. Ему не пришлось отвечать, ибо, пока они разговаривали, последний экипаж поравнялся с ними, кожаные занавески раздвинулись и властный голос заглушил стук копыт и обитых железом колёс:

— Анри? Анри Сен-Клер, это вы?

— Боже всемилостивый!

Слова эти невольно сорвались с языка Анри, а женщина в карете уже высунулась из окошка и крикнула кучеру, чтобы тот остановился. Остановилась и вся кавалькада.

— Ну, мессир, неужели вы не поприветствуете меня? Утратили дар речи?

— Моя госпожа... Простите, моя госпожа. Я растерялся. Ваш вид просто ослепил меня... Я не представлял... Я думал, что вы в Англии.

— Ха! В темнице, хотели вы сказать. Что ж, я была там, и не один год. Но теперь я здесь, дома. Давайте же наконец поздороваемся — и поезжайте вместе со мной. Эй, вы и вы, вылезайте! Найдите себе места в других экипажах. Де Невилль, возьмите коня Анри. Авы, мессир, подойдите, выкажите мне почтение, какое должен выказывать своему сеньору истинный рыцарь, а после расскажите, чем вы занимались все эти годы, с момента нашей последней встречи.

Когда две дамы послушно покинули экипаж, беспомощно придерживая помятые юбки, мессир Анри Сен-Клер, всё ещё ошеломлённый неожиданной встречей, остался лицом к лицу с особой, некогда считавшейся самой могущественной женщиной христианского мира, — Элеонорой Аквитанской, бывшей королевой Франции, ставшей потом королевой Англии. Сен-Клер покорно забрался в карету и сел, молча глядя на женщину напротив. Как и раньше, его восхищала прямота и бескомпромиссная сила, которые слышались в каждом её слове.

— Вот так-то лучше, — сказала Элеонора, когда Анри сел. — Гораздо лучше. А ещё лучше будет, если вы, Анри, закроете наконец рот и придёте в себя. Нам нужно о многом поговорить, и я хочу, чтобы в этом разговоре вы проявили осведомлённость и смекалку, которыми отличались прежде. Кстати, выглядите вы для своих лет просто великолепно: я вижу перед собой того самого Анри, что служил мне в старые добрые времена. Наверное, всё дело в чистой жизни — не думаю, чтобы человек вроде вас изменил с годами свой нрав. А я очень хорошо помню, что в молодости, при всей вашей привлекательности, вы отличались твёрдостью принципов и старомодными понятиями о верности. Кстати, как поживает Аманда?

Сен-Клер наконец обрёл дар речи.

— Она умерла, моя леди, почти два года тому назад.

— Да, это написано на вашем лице. Вы всё ещё тоскуете по ней?

— Да, моя леди. Порой нестерпимо тоскую, хотя время слегка заглушило мою тоску.

— Понимаю. Генрих только что покинул наш мир, и я вдруг почувствовала, что скорблю по нему. Иногда мучительно скорблю, хотя так долго его ненавидела. Старый вепрь шестнадцать лет держал меня взаперти в башне, подумать только!

Элеонора издала звук, похожий на смешок.

— О, все называли это замком, и он был достаточно удобен, даже роскошен, но тюрьма есть тюрьма.

Помолчав, она ухмыльнулась.