Сокровище тамплиеров

Скакун Анри словно подал бойцам сигнал: стоило животному переступить копытами, как противники одновременно прыгнули навстречу друг другу, и над полем разнёсся дробный стук дерева о дерево. Удары были такими стремительными, что за ними невозможно было уследить. Но они так же быстро отбивались: защита обоих бойцов казалась непреодолимой. А потом, между двумя ударами, йомен по имени Корш вдруг отпрыгнул назад, приземлился на полусогнутые и тут же снова ринулся вперёд, перехватив атакующего короля в тот миг, когда тот прыгнул вслед за своим противником. Анри чуть ли не физически ощутил силу столкновения бойцов, однако у Корша были два преимущества: инерция броска и внезапность. Ричард пошатнулся, теряя равновесие, стараясь удержаться на ногах. Он шагнул назад, но зацепился пяткой за камень и тяжело рухнул навзничь, широко раскинув руки и выронив дубинку.

Казалось, победа Кроша не вызывала сомнений, но от Анри и, скорее всего, от многих других зрителей не укрылось, что в последний миг победитель замешкался, возможно, вспомнив, кого сбил с ног. Его замешательство длилось всего долю мгновения; в следующую секунду Корш прыгнул, чтобы нанести последний удар. Но опоздал.

За это ничтожно малое время Ричард сумел совершить невозможное. Он подтянул колени к груди, перекатился назад и, выбросив вперёд мощные ноги, вскочил с ловкостью акробата. Король вернулся в стойку, но на этом великолепном трюке дело не кончилось: Корш уже налетел на него, занеся дубинку для завершающего, сокрушительного удара. Но Ричард опередил противника, стремительно бросившись навстречу. Король обеими руками ухватился за ворот стёганого «панциря», поднял ногу, упёр её в живот противника и резко повалился на спину, увлекая йомена за собой. Потом быстро выпрямил ногу, и Корш, перелетев через Ричарда, тяжело грянулся о землю.

У зрителей перехватило дыхание; никто в толпе не шевелился. Слышно было лишь тяжёлое дыхание Ричарда, который встал и выпрямился во весь рост, пошатываясь и глядя вниз, на неподвижного Корша. Наконец король махнул рукой в сторону своего поверженного противника.

— Во имя божьей глотки, как ты там, малый? — спросил Ричард. — Я тебя ненароком не убил?

Его слова пробудили всех от оцепенения; вокруг поверженного бойца мигом столпились люди.

— Он дышит! — крикнул кто-то. — Он жив! Эй, осторожнее! Отойдите, дайте ему воздуху!

Воины шумно, с облегчением заговорили, обсуждая детали поединков, оценивая противников, их достоинства и недостатки.

Сидя на коне и возвышаясь над всеми, мессир Анри Сен-Клер увидел, как пальцы лежащего без сознания человека дёрнулись и сжались в кулак; как Ричард зашагал вперёд и поднял обе дубинки, свою и Корша, после чего вернулся к поверженному противнику и уставился на него с непроницаемым видом.

Открыв глаза, боец по прозвищу Корш увидел, что его окружают сочувствующие, и сам король Англии Ричард стоит рядом с ним на коленях. Король кивнул и что-то проговорил, но Корш ещё не до конца пришёл в себя и не понял, что именно сказал монах. Только позднее лучнику растолковали, что Ричард наградил его тремя золотыми византинами — такой суммы йомен никогда ещё не видел и вряд ли когда-нибудь увидит снова. Правда, бедняге так досталось, что он даже не помнил окончания схватки, но товарищи обо всём ему рассказали. Теперь он мог заслуженно гордиться тем, что не только стойко сражался с самим Ричардом Плантагенетом, но даже сбил короля с ног, заработав, как и было обещано, полновесный византин. Ещё два, как пояснили йомену товарищи, Ричард добавил в благодарность за добрый бой.

Мессиру Анри Сен-Клеру этот ритуал был знаком уже много лет. Такие сцены давно не производили на него впечатления, однако он каждый раз невольно, даже нехотя, восхищался умением Ричарда подобным незамысловатым образом привлекать к себе сердца простодушных воинов. Впрочем, рыцарь видел во всём этом лишь безудержное стремление Ричарда к самовозвеличиванию и мог только дивиться слепоте людей, позволявших так бесстыдно манипулировать собой.

Сен-Клер отвёл взгляд от упивающегося всеобщим восхищением короля, посмотрел на сына и увидел на его лице не снисходительное веселье после яркого представления и тем более не восторг, а угрюмое недовольство. Разумеется, кроме мессира Анри, знавшего и любившего каждую чёрточку лица Андре, никто не разглядел бы этого выражения. Но Анри ошибиться не мог и теперь терялся в догадках, что за ним кроется: презрение, подозрение, неодобрение или откровенная неприязнь? Анри решил, что подходит любое из объяснений.

Сен-Клер понял, что и сам начал хмуриться. Это могло показаться окружающим подозрительным, поэтому он усилием воли принял бесстрастный вид и развернул коня. Удержавшись от искушения вновь взглянуть на сына, Анри решил при первой же возможности выяснить, почему Андре так резко изменил мнение о своём защитнике и спасителе, который, судя по последнему письму, ещё недавно был его героем.

* * *