— Понятно. И это производит на тебя неприятное впечатление? — Он серьёзно кивнул, не ожидая ответа Андре. — Что ж, мнение Ричарда разделяют многие. Но, принимая во внимание твоё прежнее восхищение этим человеком, думается, я понимаю, почему ты в нём разочаровался, особенно если он не делает секрета из своей неприязни. Но нелюбовь к евреям — всеобщее поветрие, распространённое не только здесь, в Анжу или в Аквитании, но и по всему христианскому миру. Тем паче что такая нелюбовь не порицается, а порой даже поощряется церковью.
Анри помолчал, подумал и задал новый вопрос:
— Скажи мне вот что, сын. Неприязнь к евреям коробит тебя во всех или только в Ричарде?
— Он король, отец. Его поведение подаёт пример всему народу. А в Англии многие из его подданных — евреи.
— Ну-ну!
Старый рыцарь увещевающе поднял руку.
— Успокойся. Очень многие не согласились бы с тобой. Существует распространённое мнение, что евреи — всего лишь евреи, ни больше ни меньше, в какой бы стране они ни жили. У евреев своя, особая вера, они живут замкнуто, сторонясь остальных людей, если только речь не идёт о делах. Они дают деньги в рост, что заказано христианам, и, хотя проживают во владениях христиан, не приносят вассальной присяги ни одному из сеньоров. Поэтому евреи Англии навсегда останутся евреями и никогда не станут англичанами, так же как их соплеменники в здешних краях никогда не станут анжуйцами, аквитанцами или даже французами.
Андре внимательно выслушал отца и кивнул.
— На всё сказанное вами я мог бы найти возражения... но стоит ли их приводить, отец? Как вы считаете?
Мессир Анри взмахом руки отмёл эти слова.
— Что я считаю, не имеет значения. Хотя, на мой взгляд, твои заявления спорны. Сейчас для нас важны в первую очередь твои убеждения, потому что они, как видно, вступают в противоречие с убеждениями твоего короля. Давай-ка разберёмся с этим.
Андре отвёл глаза, поднял бокал и отпил почти половину.
— Разобраться с этим? Похоже, я не в силах разобраться с этим здраво, во всяком случае, пока.
Теперь пришёл черёд Анри отвести взгляд и уставиться в огонь, собираясь с мыслями перед тем, как изложить их сыну. Он слегка потёр пальцем кончик носа и спросил:
— Я когда-нибудь рассказывал тебе о Кареле?
— О Кареле Далматинце, мадьяре? Который был вашим наставником в детстве? — Андре улыбнулся. — Рассказывали, и не раз. Но вы уже много лет не произносили его имени, с тех пор как я был совсем зелёным юнцом. Помню, однако, ваши слова: «В Кареле было сокрыто гораздо больше, чем он показывал людям».
— Да. Многие, глядя на него, видели лишь чужеземца: странного с виду малого с пышной шевелюрой, узкими глазами и забавным выговором. Им и в голову не приходило, что это всего лишь видимость, маска, которую Карел надевал для того, чтобы избавиться от назойливого любопытства тех, кого он считал глупцами.
Андре наклонил голову к плечу, в глазах его светилось любопытство.
— Полагаю, глупцами он считал большинство людей?
— Да. И был по-своему прав, ибо Карел приравнивал легкомыслие к глупости, а большинство людей предпочитают быть легкомысленными, а не вечно серьёзными. До того, как стать воином, Карел был законником. Его состоятельная семья пользовалась влиянием на своей родине, и один из тамошних епископов обратил внимание на мальчика, заметил его способности и отправил в Рим, учиться при папском дворе. Выяснилось, что у Карела склад ума настоящего законника; и он невероятно быстро, в очень юном возрасте, сделал себе на этом поприще имя.
Анри умолк и задумался, по лицу его блуждала странная улыбка.
— Я подозреваю — хотя и не могу этого доказать, — что Карел был священником или даже епископом. Я бы не удивился, узнав, что он достиг ещё более высокого духовного сана. Но в любом случае, после столь блистательного начала что-то пошло не так. Он узнал или испытал в Риме нечто такое, что раз и навсегда отвратило его от клира. Карел бросил всё, оставил Рим, отказался от прежней жизни и начал всё заново, став человеком, в котором никто не заподозрил бы клирика и юриста... А тем паче епископа. Он сделался наёмным воином. В тысяча сто тридцать третьем году Карел нанялся в войска германского вельможи, Конрада Гогенштауфена, будущего короля Конрада Третьего. Прослужив в войсках Конрада двенадцать лет, Карел по неизвестным мне причинам ушёл в отставку. Но каковы бы ни были эти причины, на службу к Конраду поступил отступник-законовед, а спустя двенадцать лет уволился с неё уважаемый опытный командир. Мой отец познакомился с Карелом в Германии за несколько лет до его отставки. Они подружились — одному Господу ведомо, как и почему. В общем, покинув службу у германского короля, Карел разыскал моего отца и нанялся к нему обучать дружину Сен-Клеров современному воинскому искусству. Справился он с этим отменно, а по истечении срока договора остался на службе у отца в качестве моего наставника. Благо он мог подготовить и клирика, и воина.
Внимательно слушавший Андре подался вперёд.
— Простите, отец, но он обучал вас наукам или искусству сражений?
Мессир Анри повёл плечом.