Сокровище змеелова

– Как рассказывала Джура, – продолжил Илай, – в один прекрасный день мясник оставил её в каменной хижине и не вернулся. Четыре дня и четыре ночи она ждала, одна среди разыгравшейся пыльной бури середины лета, – он повернулся к Мике. – Ты ведь ещё не испытал на себе все тяготы настоящего засушливого сезона здесь, в пустоши, так ведь, парень?

Мика покачал головой.

– Это время бывает безжалостным, особенно когда поднимаются ветра. Они несут с востока такие пыльные бури, что и собственной вытянутой руки не видно. Пыль забивается в рот, в глаза, в нос, а жжёт так, будто ты у самого дьявола на сковороде, – Илай кивнул. – Джура говорила, то была самая жуткая буря на её памяти. Четыре дня и четыре ночи она не стихала, продолжилась и на пятый, хотя я допускаю, что длилась буря ещё долго после событий, о которых я расскажу. А Джура была совсем ребёнком…

– В общем, на пятый день она собралась с духом и отправилась на поиски своего якобы отца. Она искала его, брела вслепую, хватаясь руками за тёмный вихрь, и никого не встречала на пути; она кричала и звала так громко, как только позволяла удушающая пыль…

Он покачал головой. А когда заговорил снова, голос уже звучал спокойнее и ровнее. Но глаза были распахнуты широко, как не были никогда, сколько Мика мог припомнить.

– Когда Джура почувствовала, что идти дальше не может, она легла, – он вздохнул. – Проснулась она, видимо, когда буря уже миновала, – он криво улыбнулся. – Она говорила, что всё вокруг будто было посыпано овсяной мукой, – тут Илай нахмурился. – Джура лежала на вершине белой скалы, и…

Мика не отрываясь смотрел на скалолаза. Блестящие волосы у него на затылке дыбились на ветру. Но воротник он не поднимал.

– И?.. – выдохнул Мика.

– И вокруг неё обвивался белозмей, – сказал Илай. – Он защищал её. Оберегал и согревал своим горячим дыханием.

– Азра, – прошептал Мика.

– Азра, – кивнул Илай. – Это он нашёл её. Так и совершается таинство родства. Белозмей находит своего змеерода и жертвует всем ради родства, которое принимает.

– Жертвует? – нахмурился Мика.

– По-другому, Мика, это и не назовёшь: белозмей спас потерянное дитя змееловов и таким образом запятнал себя, и это клеймо никогда не смыть. Сородичи отвергают таких навсегда: их изгоняют из клана, в котором они вылупились и жили, – Илай пожал плечами. – Я бы назвал это жертвой, а ты?

Мика кивнул.

– Это была жертва, на которую Азра счёл нужным пойти. Так и сложилось их родство. По крайней мере, так рассказала мне Джура спустя годы, когда я завоевал её доверие и дружбу, – добавил он и посмотрел на Фракию. – Но, думаю, у каждого змеерода своя история.

Фракия сидела к ним вполоборота и всматривалась вдаль, туда, откуда они пришли. Мика посмотрел в ту же сторону.

Асиля нигде не было, но в небе уже не было пусто. Позади них к вершине блестящей белой скалы слетались чёрные пятна, похожие на обрывки горелой бумаги.

«Змеи-падальщики», – подумал Мика. Они нашли тело Джуры.

Он повернулся к Илаю, но скалолаз сидел с закрытыми глазами. Внезапно что-то ещё в небе привлекло внимание Мики.

– Илай, – позвал он.

Скалолаз не шелохнулся.

– Илай! – повторил Мика тихо, но настойчиво.

– Видел, видел, – отозвался Илай. – Вот так в пустоши почитают змееродов…

– Нет, я не о Джуре, – тихо сказал Мика. – Взгляните.

Илай открыл глаза.

Мика стоял на коленях и указывал в ту сторону, куда вёл кровавый след. Фракия смотрела туда же. Илай медленно повернулся, и теперь все трое разглядывали тонкую струйку серо-жёлтого дыма, который поднимался в небо и извивался на ветру. Губы Илая изогнулись и обнажили желтоватые зубы.

– Отлично, парень, – Илай посмотрел на Фракию; его бледные глаза были холодны, как лёд. – Похоже, мы даже ближе к цели, чем думали.

Глава тридцать восьмая

– И ты уверен, что он сдержит обещание? – настаивала Бетесда.

Исав провёл рукой по коротко остриженным волосам.

– Он поступит с нами честно, Бетесда, – сказал он глубоким голосом, звучавшим почти жалобно. – Соломон никогда меня не подводил.

Бетесда кивнула, но в её глазах-бусинках сквозило недоверие. И боль в бедре никак не давала ей успокоиться. Она не хотела называть эту боль невыносимой: это означало бы признать поражение. Но на самом деле именно такой она и была – невыносимой. Женщина неуклюже повернулась на камне, пытаясь унять нестерпимо болезненные спазмы, пронзавшие её ногу то сверху вниз, то снизу вверх. Она поморщилась.

Глядя на неё, поморщился и Исав.

– Бетесда, ты знаешь: если бы я мог, я взял бы твою боль на себя не задумываясь.

Она кивнула. Конечно, она это знала.

– Но ты не можешь, – резко ответила она.