Соль и серебро

– Так, значит, ты знаешь, что делаешь? – спрашиваю я. – Тогда скажи нам, почему Дверь в моей закусочной исчезла. Вперед. Мы слушаем.

Нарния колеблется, затем отходит. Очко в мою пользу.

– Так я и думала. – Я поворачиваюсь к Райану. – Может, мы уйдем? Здесь что-то воняет.

Я исполнила отличную драматическую сцену из жизни золотой молодежи, должна вам сказать.

Райан закатывает глаза:

– Мы уходим. Я узнал, что мне надо было.

Я отчаянно пытаюсь придумать, что бы такое полуоскорбительное сказать Нарнии, что при этом будет звучать невинно, но эта идея с треском проваливается. Я поднимаю бровь и надеюсь на лучшее.

– Нарния говорит, что не знает, как закрылась Дверь. Это значит, что мы имеем дело с чем-то новым. Такой информации у нас прежде не было. – Райан разворачивается на каблуках, полы плаща взлетают. – Пойдем, – бросает он через плечо.

Он не прощается с Нарнией. Я одариваю ее фальшивой улыбкой, перед тем как уйти вслед за Райаном.

Я очень довольна, что мне не придется избавляться от трупа вампирши. Бедная Нарния, совсем одинешенька в платье от Анны Суи и с пудрой «Клиник».

Я тороплюсь вдогонку за Райаном.

– Я не думаю, что Дверь закрылась, – говорит он мне. – Это значило бы одно, если бы Дверь Оуэна исчезла тоже: это значило бы, что миру приходит конец в воде и огне и не в человеческих силах помешать этому. – (Я даже не уверена, что это шутка.) – Но это случилось только с твоей Дверью – и раз Нарния не знает, как это могло произойти, значит, она не закрылась.

– Потому что Нарния знает все, – с сарказмом говорю я.

– Об этом? Да. Она экстрасенс. Ведьма.

Экстрасенс? Я и не знала, что они существуют.

– Все экстрасенсы – ведьмы? – спрашиваю я и получаю в ответ раздраженный взгляд. – Ладно, полагаю, что нет.

– Она чувствует Двери. Похоже на то, как ты делаешь, только профессионально.

Что я делаю? Уф! Элли – любитель-экстрасенс. Я могла бы заработать миллионы. Но теперь меня интересует, как это умение может помочь охотникам. Может быть, она «ощущает» Двери и знает, когда открывается очередная? Может быть, она посылает охотников к Дверям. Это логично.

Вот только мысль о том, что Райан охраняет мою Дверь только потому, что его к ней отправили, а не потому, что хочет защитить мое бедное смертное тельце… это не очень приятная мысль.

Ладно. Сначала разберусь с делом, потом погрязну в жалости к себе.

Райан продолжает говорить:

– Она могла переместиться на другое место. Вот что предположила Нарния. Что она переместилась.

– Ладно. Допустим, переместилась. Как мы найдем мою Дверь? – Посмотрите на меня, как я разбираюсь с делами.

Я продолжаю бежать за ним, когда мы выходим из библиотеки. Хотя было и так светло, солнце стало еще ярче. Я щурюсь, зрение затуманивается. Вокруг снует куча народу. Почему все эти люди не на работе? Они, вероятно, сказались больными, чтобы насладиться первым хорошим днем весны. Дождя нет, на улице двадцать один градус тепла и воздух свеж и чист. Особенно после запаха смерти у Дверей.

– Мы – никак. Ты возвращаешься в закусочную. Теперь, когда я знаю, что ты ни при чем, тебе надо держаться подальше от этого. Больше никаких прикосновений к Дверям. Даже не приближайся, пока я не выясню, что происходит.

Райан надвигает стетсон на лоб. У него есть слабый след от шляпы и слабая полоска загара – все в одном месте.

– Я лучше останусь с тобой, – говорю я, не подумав, но, как только я это произношу, я понимаю, что так и есть.

Он останавливается, ожидая, пока светофор переключится; он направляется в метро. Я чувствую, что он раздумывает.

За последние несколько лет я действительно хорошо узнала Райана. По крайней мере, насколько его вообще можно узнать. Мы много времени провели вместе. Когда он не спит перед Дверью или не наблюдает за Дверью, он со мной на кухне. Когда у него хорошее настроение, он рассказывает истории о демонах, с которыми ему доводилось сражаться. Когда он не в духе, то сидит и режет картофель или драит кастрюли. Однажды я проспала; торопливо спустившись на кухню, я обнаружила, что Райан сделал почти всю подготовительную работу, и, когда я уставилась на него широко открытыми глазами, он просто пожал плечами и сказал, что ему не спалось.

Я спала с ним в одной постели несчетное количество раз – просто спала, – и, когда он не мог уснуть, я знала, что это из-за кошмаров. У меня они тоже случались, но я готова поспорить, что его кошмары страшнее. Мне почти всегда снится, что он умирает – умирает из-за меня. Я почти никогда не умираю тем не менее, может, потому, что это мой кошмар? Он всегда спасает меня. Он всегда спасает меня. Мне никогда не снился кошмар, в котором он хотя бы не попытался меня спасти. Когда во сне я умираю, он всегда умирает первым.

Впервые я чуть не умерла в реальной жизни год спустя, после того как мы открыли Дверь. Мне всегда хочется сказать «после того как Дверь открылась» – не хочу брать на себя ответственность за это. Но я заставляю себя, потому что я теперь взрослая, а взрослые принимают ответственность. Взрослые отвечают за то дерьмо, которое творят.