Соль под кожей. Том первый (СИ)

Ее хлесткие слова похожи на широкие рваные мазки кистью, которые постепенно раскрашивают картину моего нелицеприятного прошлого.

В тот вечер я был реально в говно. Со смерти Алины прошло уже несколько месяцев, а я как будто заледенел внутри и совсем ничего не чувствовал. Единственное, на что вообще был способен — сохранить ее в памяти еще живой. Долго выковыривал наши с ней самые счастливые моменты, ее улыбку, смех, как она мягко прижималась ко мне во мне, каждое глупое сообщение без причины, в котором объяснялась в любви. Но сколько бы ни копался — перед глазами была только та бесконечная ночь, бледное лицо, в странной росписи из капелек крови и навеки остекленевшие распахнутые глаза. А еще — улыбка. До боли наивная, счастливая. Как будто в свою последнюю секунду, Алина, наконец, обрела покой.

Где-то в другом мире.

Где-то там. Где я уже никогда не смог бы ее достать, чтобы снова причинить боль.

Ведь это я ее убил, даже если не стоял сзади и не нашептывал на ухо, что нужно сделать, чтобы весь этот кошмар, наконец, закончился.

Сейчас я хорошо помню, что в тот день проснулся с четким осознанием собственной вины. Открыла глаза, встал, почистил зубы, но фраза «Ты виноват» на репите вертелась в голове без остановки. И я не придумал ничего лучше, чем заглушить ее вместе с собой. Вырубить питание во всей машине, раз не получилось отключить «верхний этаж».

Где меня носило — наверное, не вспомню уже никогда. Были какие-то левые люди, тупые бабы, курево, бухло, громкая тупая музыка, скорость и ветер в ушах. А потом кто-то схватил меня за руку и потащил на свет из темноты, хотя я брыкался и сучил ногами, как маленький ребенок.

— Как ты нашла меня?

— Ты сам позвонил. Сказал, что тебе хреново, просил прощения, что не приехал в аэропорт.

— А ты… приехала?

Валерия безразлично пожимает плечами и сухо бросает, что теперь это не имеет никакого значения.

Думаю, она приехала. Собрала большой чемодан вещей, красивые купальники, модные женские штучки.

— Когда тебе стало немного лучше, ты попросил сделать пару звонков. Сказал код от телефона. Медсестра из больницы позвонила как раз когда он был у меня в руках. Я ничего не искала намеренно, если для тебя это принципиальный вопрос. Так получилось. Ну а потом я сама перезвонила Павлову, представилась твоей невестой, сказала парочку фактов, которые сделали мою ложь убедительной, разыграла встревоженную влюбленную девочку, надавила на жалость, чтобы расположить к себе.

— Все, как я учил. Прям гордость берет.

Она оставляет мою иронию без внимания. Осторожно проводит ладонью по моей груди, забирается под пиджак, выуживает припрятанные сигареты и отправляет их следом за предыдущей пачкой.

— И он вот так просто все тебе вывалил?

— Нет, я предложила увидеться и поговорить. Прохоров сказал, что я могу заехать в клинику, он освободит для меня место. Я приехала с уже «подготовленным» заплаканным лицом. Если тебя беспокоит вопрос его профпригодности, то поверь — он сопротивлялся больше, чем это сделал бы любой другой врач на его месте.

— Да я понял, понял.

Демонстративно набираю номер приемной Прохорова, сообщаю его секретарше, что он уволен и я больше не их клиент.

— Чувствуешь себя героем? — интересуется Валерия, следя за мной в прихожую.

— Нет, просто сваливаю от тупой тёлки, которая не уважает мое право на личную жизнь.

— Потому что мне не все равно, что с тобой происходит.

— Нет, блять, потому что ты возомнила себя Жанной д’Арк — мученицей за чужие грехи!

Злость во мне закипает так внезапно, что на мгновение темнеет в глазах, а уши наполняются противным навязчивым звоном. Делать вид, что я в порядке, все сложнее, особенно когда Валерия пытается загородить мне выход.

— Отвали, — оттаскиваю ее за плечо.

— У тебя температура, Шутов. Ради бога, дай мне просто позаботиться о тебе, а потом убирайся на все четыре стороны и больше никогда не возвращайся!

Я снова грубо отодвигаю ее в сторону, и на этот раз Валерия дает мне уйти.

Из машины набираю первый же номер из своей телефонной книги. На том конце связи какой-то не очень свежий женский голос на фоне грохочущей музыки. Сначала меня обкладывают трехэтажным матом, потом начинаются слезы, и на этом я прощаюсь. Следующая по списку тоже в дрова. И третья, блять, тоже!

Сука!

Сегодня точно не мой день.

И температура, кажется, действительно есть.

Глава тридцать первая: Лори

Глава тридцать первая: Лори

Настоящее