Я пишу Данте, что мне его очень не хватает. Не советов и едких фразочек, не циничных вопросов насчет моего цикла и когда был последний секс. Не хватает его присутствия в моей жизни, успокаивающей мысли, что он все равно рядом, даже если временно находится на другой половине глобуса. Пока мои сообщения не улетали в черную дыру, я знала, что стоит мне написать: «Шутов, спаси меня!» и он примчится из-за океана, развернет обратно летящий колонизировать Марс космический корабль, повернет время вспять — но будет рядом, чтобы решить абсолютно любую мою проблему. Вытрет сопли, скажет абсолютно грубые слова утешения — и в два счета разделается со всеми моими обидчиками.
А теперь ничего этого нет.
Я как будто осталась совсем одна.
В который раз за последние дни вспоминаю тот пляж шесть лет назад: как от холода деревенели мои мышцы, как часто и больно билось сердце и как одиноко мне было.
— Валерия Дмитриевна, все в порядке? — крайне вежливо интересуется Евсеев, глядя на меня в зеркало заднего вида. — Вы говорили, что плохо себя чувствуете. Мы можем остановиться, если вам нужно подышать или…
— В этом нет необходимости, — отсекаю я, но все-таки сильнее открываю стекло со своей стороны.
Чтобы окончательно не свихнуться и не позволить страху снова сделать меня беспомощной Валерией Гариной, переключаюсь на вопросы, требующие моего немедленного внимания. Например, для чего Вадим все это затеял? Просто чтобы выманить меня у Завольского? И ради этого рискнул планом, который вынашивал несколько лет? Когда я была у него на конюшнях, он ясно дал понять, что долго и тщательно планирует серьезную финансовую облаву на «ТехноФинанс», но чтобы удар получился максимально сокрушительным, еще требовалось время. С тех пор прошло несколько недель, он подписал ту сделку и вряд ли успел нарыть еще что-то, что кардинально помогло бы в его вендетте.
Я машу головой в унисон своим мыслям. Было бы слишком безрассудно ставить на карту все ради одного разговора со мной. Я верю, что люди способны на безумства, но только не такие акулы, как Авдеев. Если бы он и правда был таким сентиментальным Вертером, то никогда не взобрался бы так высоко на финансовый Олимп. Данте всегда говорил, что способность зарабатывать большие деньги дается лишь в обмен на отказ от человечности. «Лори, если ты когда-нибудь встретишь человека, опровергающего мою теорию, — слышу в голове его хрипло-ироничный голос, — то выходи за него замуж, не раздумывая».
Машина останавливается как раз когда я начинаю тихо ненавидеть свою собственную «чувствительную» натуру, которую так и не смогла добить окончательно. Закончить этот сложный процесс никогда не поздно, но если бы я сделала это раньше — насколько роще и спокойнее была бы сейчас моя жизнью.
Мы поднимаемся по лестнице, Евсеев проводит меня через проходную, на лифте везет на девятый этаж огромного здания, как муравейник напичканного разными кровососущими инстанциями типа тех, которые точно знают где найти дыры даже в самой идеальной финансовой отчетности.
— Прошу, — Евсеев галантно пропускает меня в кабинет, предлагает воды, чай или кофе, выставляет кондиционер на пару градусов ниже уличной температуры. Даже если бы у меня были опасения, что это просто очередная ловушка и договорянк Завольского и Авдеева, сейчас от них точно не осталось и следа.
— Кофе, пожалуйста, — прошу я, на автомате диктуя свой привычный рецепт: одна порция кофе на одну порцию сливок. — Без сахара или одну таблетку сахарозаменителя.
Евсеев выходит в приемную и я сразу обращаю внимания, что он, вопреки правилам, плотно закрывает за собой дверь. И почти сразу после этого, как только мой взгляд останавливается на двери в противоположной стороне комнаты, она открывается и оттуда выходит Вадим.
Я даже не удивлена — что-то такое как раз и предполагала. Вряд ли он стал бы выбегать мне навстречу у всех на глазах.
— Просто какая-то встреча на Эльбе, — не могу сдержать иронию и на всякий случай захожу за стол, чтобы между нами была хотя бы какая-то физическая преграда.
Вадим не в костюме. Странно, но за последнее время я почти забыла, как он выглядит в человеческой одежде. И хоть костюмы и рубашки очень ему идут, лучше бы сегодня он был в них, чем в этом растянутом дырявом (по задумке дизайнера, само собой) лонгсливе и узких потертых джинсах, сидящих на нем ровно до той степени, которую можно смело назвать идеальной — достаточно плотно, чтобы подчеркивать длинные мускулистые ноги, и недостаточно узко, чтобы это выглядело нелепо. Ну и как же без тех самых ботинок, которые я приняла за китайскую копию.
— Привет, Лори. — Вадим, как всегда, пронзительно вежлив и спокоен. Но что-то все-таки изменилось — я чувствую так же ясно, как мой тонкий нюх способен различить арабскую подделку под дорогой нишевый парфюм, даже если разница всего в одной ноте.
Он вежлив.
Вежлив, мать его.
— Ради чего весь этот фарс, Авдеев? — сразу перехожу к делу. Подозреваю, времени у нас не много.
— Не придумал другого способа с тобой поговорить.