Соль под кожей. Том второй (СИ)

— Если что — этот тоже глупый. Если ты думаешь, что Завольский не сложит два и два, то я вообще не понимаю, как ты собирался с ним воевать. Хотя, если вы заодно… — Я пожимаю плечами, давая понять, что такой вариант рассматриваю в числе первых.

— Я слышал, что беременность делает женщину нервной и мнительной, но не знал, что до такой степени, — в свою очередь отвечает Вадим. Спокойно, сухо, взвешивая каждое слово, как будто знает наперед весь разговор.

— Если это все, о чем ты хотел поговорить, то прикажи своим миньонам меня отпустить. Сегодняшний день я планировала провести в другом месте и намерения выяснять с тобой отношения там тоже не было.

— Чей это ребенок, Лори?

Его простой и прямой вопрос застает меня врасплох. Хотя на первый взгляд в нем ничего странного, услышать его именно от Вадима я ожидала меньше всего.

— Мой, — единственный ответ на тему моей беременности, который у меня есть для всех в целом и для Авдеева в частности.

— Вряд ли он от мужа, — как будто не слышит Вадим. И добавляет к этой фразе выражение лица а ля «Я даже не рассматриваю этот вариант».

— Я хочу уехать, Авдеев. Порассуждать на тему того, сколько членов во мне было, ты можешь в любое удобное для тебя время и мое присутствие в этом процессе совсем не обязательно.

Вадим подходит ближе, но останавливается со своей стороны стола, упираясь ладонями в столешницу, чтобы наклониться вперед — так наши глаза будут на одном уровне. А когда я назло хочу отвернуться — у меня ни черта не получается. Как будто смотреть в его темно-синие глаза — главное условие для того, чтобы дышать.

А ведь маленькой части недобитой мечтательницы Валерии Гариной во мне даже хотелось, чтобы Авдеев схватил меня в охапку, сказал, что теперь мы с ребенком в безопасности и обо всем остальном он позаботится самостоятельно. Хорошо, что эта часть уже почти скончалась и ее предсмертных судорог недостаточно, чтобы утопить мой голос разума в море розовых соплей.

— Я практически бесплоден, Лори. Какая-то врожденная херня, три обследования в разных больницах — и все врачи развели руками.

— Бесплоден? А как же… Стася?

— Если ты внимательно слушала, что я сказал, то обратила бы внимание на слово «практически». Марина утверждает, что она от меня. У меня так же есть основания так думать. Но наверняка я узнаю только если сделаю тест на отцовство. Который, как ты помнишь из нашего прошлого разговора, делать очень не хочу.

— Ты прикалываешься? Это такая шутка? — Я бы с удовольствие села, потому что услышанное тяжело уложить в голове, но тогда это будет самым явным проявлением слабости. А я лучше сдохну стоя, чем позволю ему думать, что он может вызвать во мне настолько сильные эмоции.

— Это правда, Лори. — Вадим выглядит крайне спокойным, я бы даже сказала — ему действительно плевать, как будто речь идет о незначительном дефекте. — Не могу сказать, что меня это сильно беспокоит, но в контексте нашего разговора, упомянуть об этом следовало.

— То есть Марина не знает об этой твоей «маленькой особенности»?

Как такое возможно? Он был лучшим другом ее мужа, а такие разговоры частенько всплывают после парочки пропущенных рюмок в тесном кругу приятелей. Да я, блин, знаю обо всех удаленных родинках на жопе одной из своих «правильных» подруг, хотя обычно слушаю их болтовню в пол уха. Марина точно должна об этом знать, если не напрямую от самого Вадима, то точно от бывшего мужа. Я не знаю, как это чаще всего происходит, но тесный круг друзей — это типа долбаное цветочное опыление, все обо всех всё знают!

— Как такое можно не знать? — продолжаю разговаривать с тишиной.

— Разговор не об этом, Лори. Я уже порядком устал как попугай твердить одно и то же насчет наших с ней отношений, потому что тебе нравится жить в мире твоих безопасных иллюзий, где все мужики — козлы, предатели и изменщики. Окей, Лори, имеешь на это полное право. — Вадим так крепко сжимает пальцы вокруг столешницы, что побелевшие костяшки ярко выделяются на смуглой коже. — Больше о Марине и моей дочери мы говорить не будем. Прошу тебя уважать мою просьбу.

Но ведь Стася похожа на него как две капли воды — у Вадима уникальный цвет глаз, я такой глубокой чистой синевы вообще ни разу не видела, даже среди любителей носить линзы. У дочери Марины глаза абсолютно того же цвета. Как возможно, чтобы в природе два существа были настолько похожи, не имея при этом ни капли общей крови? Мне на ум приходит только два логических объяснения — либо они родные отец и дочь, либо кто-то сильно преувеличивает степень своего «бесплодия».

— Лори, я хочу знать, кто отец твоего ребенка, поскольку шанс, что он мой — минимальный. Но если… вдруг… это все-таки возможно, я бы хотел услышать об этом прямо сейчас.

Господи, это просто какой-то сюр.