И тогда сильные духом люди стали покидать города Империи, где Церковь проводила мирные дни социального конформизма; они уходили в пустыни Ближнего Востока и преподавали миру тройной урок собранности, молчания и умерщвления плоти, который с тех пор беспрерывно повторяется в «школах божественного служения», называемых «монастырями». Это было время величайших отцов-пустынников, которые высятся у начала христианских времен точно огромные столпы молитвы. Отшельник никогда долго не остается в одиночестве; молва приводит к нему бесчисленных любопытных, а благодать — несколько друзей. В течение тридцати лет, которые святой Симеон Столпник провел, водрузившись на столп высотой в 18 метров (исторически проверенный факт), тысячи зевак прошли у его ног, чтобы поглядеть, как он грызет свой еженедельный капустный лист и между небом и землей устанавливает рекорд покаянного подвига, который не скоро будет побит. Следующее состязание столпников состоится не вдруг.
«Смотреть отшельника» отправлялись как ездят по воскресеньям в аэропорт Бурже смотреть «человека-птицу», и меня не удивило бы, если для присутствия при мистическом взлете первого надо было брать билеты, как сейчас — для наблюдения за приземлением второго. Впрочем, в этих восхищенных, но и несколько возмущенных толпах (хроника сохранила следы их возражений) слышались те же замечания, что и сегодня, насчет «бесполезности» этих аскетических достижений, которые лишали Церковь атлетов веры, чьи силы лучше бы использовать в миру. Поговаривали — уже тогда — о «побеге», «бегстве в пустыню» — выражение, породившее неприятное слово «дезертирство» (по-французски «пустыня» — «дезер». Прим. пер.). Ибо туристы религии всегда смешивали дезертира, бегущего с поля боя, и отшельника, который, напротив, бросается на приступ с такой стремительностью, что оказывается один на «ничейной земле». Один монах, которому говорили, что мир недолюбливает этих созерцателей, как будто равнодушных к ближнему и отправляющихся — когда они «соль земли» — солить песок в пустыне, с улыбкой ответил:
— Знаете, так легко считать себя солью земли, но в один прекрасный день оказывается, что мир находит вас приятно-сладенькими…
* * *
Но отшельничество с его суровыми подвигами возбуждает не только любопытство, оно пробуждает и признание. Уходя, воскресный прилив зевак оставляет на песке несколько ракушек… Хибарки анахоретов, этих «карьеристов святости», начинают расти как грибы, и в одно прекрасное утро обнаруженный экс-пустынник оказывается, сам того не желая, наставником и главой общины. Достаточно того, чтобы пять-шесть пустынников разделяли пропитание, читали вместе несколько молитв, поставили ограду от навязчивых людей и от диких зверей или для символического обозначения периметра своей «духовной территории», — и вот вам наметка монастыря, который вскоре почувствует необходимость иметь законы, — которые станут Уставом, — и привести своих членов к принятию некоторых неотменимых обязательств, — которые позднее назовут «окончательными обетами». Тем самым совершился переход от отшельничества, которое лишь частично сохранилось у картезианцев и кармелитов, к киновии, общежитию, ставшей всеобщей формой монашеской жизни.
* * *
С этого все и началось. Пришлось Церкви вмешаться и кодифицировать новый род христианской жизни, который производил не только святых. В то время, как отцы-пустынники и ревнители их жизни доблестно простирали все дальше свой подвиг, анахореты менее «качественные» потихоньку скатывались в ленивое существование «без иного закона, — говорил святой Бенедикт, — кроме удовлетворения своих желаний, называя святым все, что ими изобреталось или решалось, и объявляя недозволенным то, что им не подходит». Поэтому любителям общежития решено дать законы.
Величайшим монашеским законодателем в VI веке был Бенедикт Нурсийский, бывший отшельник пещер Субиако, осаждаемый учениками (ему пришлось распределить их по 12 общинам), в лице которого Церковь прославляет «Патриарха западных монахов» и Устав которого остается шедевром произведений этого рода. Это, в 72 замечательно сжатых статьях, сборник нравственных или практических наставлений, с точностью отвечающий на все вопросы монашеского звания, определяющий в нескольких бессмертных строках место молитвы, труда и отдыха в жизни, посвященной Богу. Эти краткие страницы содержат «краткий курс духовности», кодекс управления монастырем и ряд христианских определений, столь ясных и совершенных, что они дали большинству крупных орденов основу их созерцательной жизни.
* * *