Солдат Берии. 1418 дней в рядах войск НКВД по охране тыла Красной Армии

Сперва служил в Рыбинске, охранял завод Павлова. Из Рыбинска был переведен в 77-й полк, который находился в Электростали, позже переведен в 183-й полк в Дзержинске под Горьким. Там охраняли завод Свердлова, Чернореченский химический завод, Клохнинскую электростанцию. В 1939 году я был в Школе младших командиров и из этой школы меня отправили на границу, в Белорусский пограничный округ, 14-й пограничный отряд. 17 сентября наш отряд перешел польскую границу.

После разгрома поляков, наш отряд остался на новой границе. Штаб нашего 87-го пограничного отряда находился недалеко от Гродно, 25 км наверное, город Ломже. Сперва я служил на 24-й заставе, а потом меня перевели старшиной на 3-ю заставу.

Сразу как только мы вышли на новую границу, мы несли службу по усиленному варианту. Мы граничили с Германией и, как только мы вышли на границу, нам приказали — если они будут приветствовать, то отвечать приветствием. Как у них принято: «Хайль». Сперва они нас приветствовали, а потом перестали.

1940 год немцы рядом. Это только говорят — нейтральная территория, на границе нейтральной территории нет— граница и все. Первое время немцы не безобразничали, у них пограничные полицейские участки, у нас — заставы, а вот потом начали безобразничать — вытаскивали наши пограничные знаки, а мы их снова ставили, обстреливали наряды. На границе был мост там три человека несли службу и они нас обстреляли. Я тогда был старшим наряда, мы на мост залегли и открыли ответный огонь по немецкой казарме. Огонь прекратился.

Ну что дальше? А дальше переговоры, неприятности. Думаем, хорошо если нас не посадят, а пошлют на зону пограничного заграждения, ЗПЗ, служить дальше. Но делать нечего, пошел, доложил начальнику заставы. Ему тоже было неприятно, но никаких вызовов, никаких переговоров не было. Они тогда зондировали почву, какая будет реакция с нашей стороны. 1940 год прошел напряженно, 1941-й год — тоже напряженный был. Мы видели передвижение войск, подготовку к войне.

Дня за 3 до войны к нам на заставу приехал начальник техснабжения отряда, а у меня для двух пулеметов 24 ленты заряжены патронов. Так он приехал, осмотрел ленты и приказал: «Разрядить и просушить». А это же все руками надо было делать… Я одну коробку взял, начинаю разряжать, тут он уехал. Я снова эту ленту и поставили. Через три дня война. Если бы все разрядили…

Война для меня началась в 3.45 минут. Я тогда дежурил. В 3.45 на охрану границы заступал очередной наряд. Я поставил перед ним боевую задачу, и тут небо покрылось заревом, прошли самолеты, а потом начался артобстрел. Начальник заставы тогда отдыхал, политрук был в отпуске, ну да мы сами знали что делать, только пограничники у меня спрашивают: «Ну, что старшина, война или провокация?» Я говорю: «Война». Какая уж тут провокация, когда Беловский участок обстреливают, Сорокинский, Малиновский обстреливают. По всей границе стрельба.

Артиллерия стреляла минут 10, а потом пошла пехота. Когда начался бой, я дал выпустил красную ракету — это сигнал пограничникам на границе сниматься и идти на заставу, а сам с оставшимися пограничниками занял оборону. Оружие у нас было хорошее: два станковых пулемета, винтовки СВТ, и один автомат ППД, он у меня был. Дрались мы с ними примерно до 4-х часов. Танки на заставу не пошли, они стороной прошли, а вот пехота пошла. У нас конюшня загорелась, мы выпустили из нее лошадей, потом раза 3–4 в контратаку, отгоняли немцев. А потом, часа в 4 дня, из комендатуры пришел вестовой и передал нам приказ — отставить Государственную границу и влиться в регулярные части Красной армии. Пришли в комендатуру, туда еще несколько застав подошло, из комендатуры отправились в отряд. Мы на машине ехали в сторону Ломжи, и вот что интересно — регулярных частей Красной армии не было. На границе работали только саперные части, делали укрепрайоны, а регулярных частей не было.

Дошли до Ломжи, там вступили в бой с немцами. Городской бой изобилует многими неожиданностями. Помню, там сарай был, вроде торговой лавки, я с одной стороны в него вбежал, а немец с другой и мы с ним нос к носу столкнулись, молодой парень с голубыми, круглыми глазами. У него автомат на шее, а у меня в руках. Что характерно. Мы развернулись друг от друга и убежали, я в одну сторону, он в другую. Я понял — когда я буду поднимать автомат, он обязательно меня застрелит. Ночью мы отошли к Минску.

А день был жаркий, пить хотелось. У меня было три фляжки было, вокруг я гляжу — кочка. Ткнулся руками и чуть не потерял сознание, запах такой… Это труп был, ему проткнули живот. Сознание я не потерял, воды набрал, но после, наверное, неделю с трупным запахом я ходил. Он очень стойкий запах.

Шли на восток, кругом беженцы, немцы их с самолетов расстреливали.