После призыва меня направили на двухмесячные снайперские курсы, после окончания которых я вернулся в часть. В части также проводилась усиленная подготовка. Было множество учебных тревог, зимой нас регулярно на неделю выбрасывали в лес. Там мы ночевали под открытым небом, сами себе готовили пищу. В начале 1941 года наши семь полков совершили 250-километровый марш от Петрозаводска до Медвежегорска. Шли пять суток в полной боевой выкладкой. Шли в сапогах, за спиной валенки, мороз 23–25 днем, а ночью до 30-ти ночью. В ватных брюках, телогрейках, с трехлинейной винтовкой, противогазом, гранатами, лопатой, н/з на три дня. На лыжах мы преодолевали 50 км в сутки. От снега отсыревали ноги и на привале мы снимали сапоги и надевали валенки. Ни в коем случае нельзя было допустить обморожения — ни пальца, ни носа, ни щек — это расценивалось как членовредительство, сознательное выведение себя из боевого строя, и жестоко наказывалось.
По сравнению с другими ребятами, особенно украинцами, мне все это давалось сравнительно легко, потому что я, учась в техникуме, четыре года летом каждый выходной пешком, а зимой на лыжах приходил домой к маме, за 20 километров. Поэтому к моменту призыва я уже хорошо знал лыжи, и в армии я участвовал в соревнованиях на 10, 20, 30 км.
На ночлег мы оставались в лесу — сами себе готовили ужин, нарубали еловых веток на подстилку, дежурного оставляли, он разжигал костер и периодически нас переворачивал, чтобы мы не простудились. Так ночь прошла. Утром подъем, умылись, быстро приготовили себе завтрак и пошли дальше. И так вот пять суток.
К концу дня мы все идем усталые, изнеможенные, а командование выбрасывают вперед взвод с холостыми патронами, и они открывают стрельбу, имитируют нападение противника на колонну. Кричат: «Цепь развернуть! Вправо, влево! Преследовать противника!» И так три, пять, семь километров. Потом дают команду: «Газы!», и мы уже в противогазах начинаем преследовать «противника».
И вот так через пять суток мы пришли через в Медвежегорск. В Медвежегорске передохнули. После чего подогнали эшелон, мы погрузились в него и уже эшелоном вернулись в расположение части.
Вся наша подготовка была построена на опыте Зимней войны, у нас в полку были офицеры, прошедшую ее.
Война застала меня на спортивной площадке. Мы сдавали нормы ГТО и тут поступает команда: «В ружье! Все по своим местам! Слушайте радио!» Послушали.
Вскоре противник подошли к Петрозаводску, с севера финны, с юга немцы.
Первый бой был в августе 1941 года. К тому моменту мы были в таком напряжении, что бой для нас был даже разрядкой. Погиб, ну что — так получилось, остался жив — пошел дальше. Мы похоронили убитых и стали готовиться к отступлению. К тому времени немцы подошли с юга, взяли пригород Петрозаводска. Мы переправились через Онежское озеро, на другой стороне озера уже были финны и мы пошли по их тылу. Вышли к Кировской железной дороге, а потом отошли на Обозерскую линию, еще перед войной между Мурманской и Архангельском была построена Обозерская железная дорога к ней мы и отошли. Там нас погрузили и отправили на юг в Ленинград.
Когда мы уже подъезжали к Ленинграду немцы смогли захватить Тихвин, который был как раз на нашем пути. Взятием Тихвина немцы хотели сделать второе кольцо блокады. Нас высадили из эшелонов и мы атаковали немцев, выбив их из Тихвина, и дальше гнали их 120 километров. Дошли до Гутовищи, и тут поступает команда: «52-й полк войск НВКД отозвать, возвратить в Тихвин». Из Тихвина мы направились в Волховстрой, а там тоже немцы оказались. Нас спешивают и мы тут опять вступаем в бой, отбиваем, изгоняем фашистов и едем уже дальше, но это уже по Ладоге, по замершей Ладоге. Так я оказался в Ленинграде.
Наш полк сопровождал грузы идущие в Ленинград по Ладоге и охранял эти грузы в самом Ленинграде. Все мы неоднократно участвовали в погрузке и сопровождении машин по Дороге жизни. Дорога жизни — она действительно спасла Ленинград. Первые машины по ней прошли в ноябре 1941 года. Обстановка тогда была очень тяжелая. Ленинградцы голодали. Хлебная норма дошла для рабочих и служащих 250 г, для иждивенцев и детей 125 суррогатного хлеба. В ноябре на Ладоге лед был еще непрочный, немецкие самолеты постоянно висели в воздухе, гоняясь практически за каждой машиной, тем не менее за первую зиму мы перевезли 636 тысяч тонн продовольствия. И это позволило с 1 декабря уже увеличить норму.