Солдат Берии. 1418 дней в рядах войск НКВД по охране тыла Красной Армии

Дальний шум моторов в воздухе прервал мои думы о вчерашнем дне. Шум нарастал, расширялся по всей тундре и вот уже превратился в рокот. Самолеты!.. Три штуки. Они пересекли границу и неслись, как мне показалось, на меня. На плоскостях жирные кресты. Фашистские пираты… Я вскинул винтовку, но разве можно поймать их на прицел! Они чуть снизились. Из плоскостей заструились белесые жгуты. Тонкие и длинные, с узелками, они дотянулись до земли. Это пулеметные очереди хлестнули по нашей высотке. Одна строчка пуль взъерошила песок возле моего окопа. Частые, как мне показалось игрушечные, хлопки автоматических авиационных пушек не смутили меня. Я успел сделать два выстрела по самолетам вдогон и сию же секунду заметил, как от каждого самолета из-под брюха отвалились по две черных капли. Это уже там, за высотой, в нашем тылу. Через несколько секунд оттуда донеслись гулкие взрывы. Я успел сосчитать — шесть сотрясающих землю взрывов. Шесть капель — шесть бомб. Вот с чем ворвались они в наше воздушное пространство!

Гул самолетов удалился влево, затем повернул обратно и растворился в синеве чужого неба.

Фашистская пехота, которую мы ждали с той стороны границы, почему-то не поднялась.

Прошло пять, десять минут — никакого движения на той стороне. Испытывают, гады, выдержку нашу или ждут, не побежим ли мы со своих позиций после налета авиации. Не выйдет, не ждите!

Ко мне по ходу сообщения прибежал Мутовилин.

— Жива! — прошептал он, будто боясь своего голоса. — Башку не надо подставлять, куда вскакивал, куда стрелял? Высокий, длинный, все пули соберешь в себя.

На востоке, у самой черты горизонта, поднимался черный столб дыма. Он распространялся все шире и шире, как бы стремясь застлать Кольский.

— Винтовка, пулемет против самолета — плохо, — продолжал Мутовилин. — Орудие сюда давай, Федя, пушку, целую батарею надо против таких железных птиц.

— Сунутся дальше и на зенитки нарвутся.

— Вот молодец, заговорил! — Мутовилин даже хлопнул в ладоши. — Молодец, говорю, я того хотел, голос слышать твой хотел.

Теперь мне стало ясно, зачем он прибежал сюда — проверить, что со мной случилось. Он видел, как легла пулеметная строчка возле моего окопа. И, убедившись, что я невредим, вскинул руки над головой, известил товарищей: жив, здоров…

Сию же минуту здесь появился Терьякев, затем слева подошли ручной пулеметчик и наблюдатель с окопным перископом.

— Пуля, Василич, не смыслит, кокнет — и протягивай лапы, — пробасил сбоку ручной пулеметчик Дмитрий Долгов.

В ответ на это я махнул рукой. Терьяков, заканчивая колдовать над самокруткой, поддержал меня:

— Верно, Федор, сначала надо врагов убитыми видеть. — Повернулся к наблюдателю: — Прикурить позволь, служивый…

Опять наступила тишина, на этот раз тягостная. И я уже испытывал нетерпение: скорей бы показались фашисты. Но они не шли.

— Пора расходиться по своим местам, — сказал Мутовилин, будто угадывая мои думы.

Однако никто не тронулся, следя за наблюдателем, который прилип к окулярам перископа. Прилип и не шелохнется. Минута, вторая… И вдруг вскочил.

— Идут, в душу их!.. — страшным голосом закричал он.

— К бою! — сию же секунду послышался повелительный голос командира.

Словно ножом по сердцу полоснула меня эта команда. Я даже вздрогнул, не заметив, как в моем окопчике стало просторно.

Лес на той стороне границы словно расступился. Темные фигуры двигались к нам. Шли быстро, полукругом, охватывая лощину, заросшую кустарником и карликовыми березками. Кругом все замерло, двигались только цепи пехоты противника. Они будто не замечали или не хоте ли замечать, что перед ними граница и далее чужая для них территория.

Прикладываюсь к винтовке, ставлю прицел на риску 400 метров. Это расстояние до черты, где кончается ней тральная пограничная полоса. Буду ловить на мушку первого из тех, кто ступит на нашу землю в секторе моего обстрела. Раньше открывать огонь нельзя. Приказ начальника заставы Лужина: пехоту истреблять только после того, как она перешагнет границу…

Стали доноситься звуки губных гармошек. Бот они захлебнулись, и затрещали автоматы. Бесприцельные очереди сверлили воздух светящимися паутинками.

В прорезь прицела вижу бегущую впереди фигуру автоматчика. Он держит автомат перед животом и строчит. Я целюсь в него. Палец, почти не чувствуя, нажимает спусковой крючок.

— Огонь!!! — послышался за спиной голос лейтенанта Александра Лужина.

Залп, другой, третий… Зататакали пулеметы. Взметнулись черные смерчи земли. Над бруствером закрутились белые тучки дыма, сквозь которые вдоль границы просматривались темные бугры. Это были тела фашистских солдат, вторгшихся на нашу землю. Одни корчились и извивались, другие будто вросли в землю.

Небольшой группе фашистов удалось продвинуться к нашим окопам. Отбивали их гранатами. Бегу к друзьям в дзот, чтоб запастись патронами и гранатами. Тут лейтенант Лужин.

— Прекратить огонь! — распорядился он.