Франциско видел, что почти все стены уже оседланы испанскими Львами-и-Башнями, а так же двухголовыми черными птицами, нахально глядевшими с золотых полотнищ. В некоторых брешах, тем не менее, еще кипели схватки. К одной из них направили свой неслаженный шаг де Овилла и его бойцы.
— Не отстаем! Не отстаем! Держаться вместе! Вместе, я сказал! — Так или примерно так надрывался испанец, ведя людей в бой. Он оборачивался, останавливал строй, равнял шеренги и вновь командовал наступление. Позади виднелись медленно удаляющиеся флеши, плевавшиеся огнем и дымом — это артиллерия продолжала упрямо забрасывать ядра через стены. За ними угадывался лагерь, куда уводили сейчас лошадей и наконечники копий конного резерва, оставленного на всякий случай.
«Бедняги, каково в латах на такой жаре сидеть без движения???»
«Себя пожалей, придурок, сейчас на стенах разомнешься!!!»
По всему полю в проломы стягивались остатки пехоты и спешенной конницы.
А вот и их персональная дырка, то есть, разумеется, брешь, потому как, «дырка» сами знаете, где и у кого!
Среди обломков песчаника, среди пыли, по щиколотку в крови упрямо гнулся, никак не желая рваться, турецкий полумесяц. Полумесяц расшвыривал в стороны клочья дыма, бросая вызов плетением сур Корана, а под ним содрогался, ворочался и жил полумесяц янычар вперемешку с редкими спахами, которые то ли нарочно спешились, то ли остались без коней в недавнем бою.
Перед свежеразваленной преградою сгрудились ландскнехты, человек пятьсот. Пролом был не слишком широкий, шагов в пятнадцать. Кругом валялось устрашающее количество битого камня и кирпича, так что о правильном натиске строем можно было только мечтать.
Тем не менее, длинные пики заставляли турок отходить в центре. Но как только пикинеры втягивались внутрь, их беззащитные фланги тут же становились мишенью для притаившихся по углам янычар. Их копья и мечи вырубали целые просеки, так что под ногами валялось столько германских тел, что местами не было видно даже обломков стены.
С обоих сторон редко постреливали.
«И чего они добиваются? Стены то почти все наши, сейчас этих очень упрямых и недальновидных обойдут с тылу и крышка им».
Франциско собрался обдумать эту мысль с разных сторон, как он любил по обстоятельной военной привычке. Опрометчиво и стремительно он действовал, только когда не отвечал за людей и боевое задание. Собрался и не успел, так как увидел в тылу ландскнехтских шеренг профессионала войны высшей пробы — Конрада Бемельберга.
Профессионал бесновался и выл. Бегал, подпрыгивал, топотал ногами. Брызгал слюной, вращал налитыми очами и страшно матерился.
— Суки! Свинские собаки! Убью! — И так далее. — Жопа пополам! Курва — мать! Дерьмо вдребезги!
Словом, заслуженный оберст выражал несогласие с миром.
Кавалерия тяжко вздохнула в сотню грудных клеток и замерла. Народ в строю переминался, почесывался, приподнимал кирасы на талии — устали ребята, не привыкли пешедралом, можно понять. Кто-то даже нацелился присесть, а может даже прилечь, но общая нервозная обстановочка не позволила. Трудно расслабиться и на секунду, если вокруг так ругаются.
Франциско подошел к Бемельбергу, аккуратно взял его под стальной локоть и сказал:
— Герр оберст, а мы к вам.
— Ну?!
— Подкрепление в вашем распоряжении. Приказывайте.
Конрад, судя по всему, нашел новое приложение своему красноречию, набрал побольше воздуха, зажевал губами, затряс головой и собрался ответить, когда рядом появился еще один пес войны — Пауль Гульди. Его алебардисты уныло стояли в задней части формации и маялись ожиданием, пока пикинеры умывались кровушкой и умывали турок ею же.
— Вы вовремя. Сейчас снова в атаку.
— Пауль, а зачем? Что вам неймется? На стенах наши, скоро вдарят со всех сторон и порядок. Мы пока чрез поле шли, я все рассмотрел. Вы тут просто ничего не видите. Подождать с четверть часа и все. Туркам ведь отсюда тоже не выйти.
Вместо Гульди откликнулся Бемельберг, ему было что сказать.
— Умный пришел, спешите видеть! Здра-а-а-авствуйте! — Он издевательски поклонился, — Здра-а-а-авствуйте! — Он поклонился еще ниже. — А ты, умный, знаешь что нас тут имеют прямо в попу?! — Он поклонился совсем низко, повернувшись указанной частью тела к испанцу, и взял ягодицы на разрыв железными перчатками — в каждую по одной половинке. Для наглядности, видимо. Попрыгал. Подол при этом смешно задрался, поскрипывая о наручи.
— Конрад, не преувеличивай, — осмелился выступить Гульди, так как никто другой не осмелился бы точно.
— Всё не так плохо. — А потом в сторону испанца. — Дело в том, что с той стороны собирается чертова туча обрезанных. Еще не много и будет контратака. Нам кровь из носу надо прорвать оборону здесь, чтобы зайти во фланг тем орлам. И чем быстрее, тем лучше. А пока мы тут волохались, турки народу в проломе навалили, так что теперь не пройти. Надо успокоится и решить, как дальше жить будем. И как твоих кавалеристов, Франко, применить.
Конрад прекратил свою «почти истерику», выпрямился и очень вопросительно посмотрел на обоих.
— Ну, есть мысли?