Солдат императора

Никого. И слава Богу. Но бдительности не терять! Глаза растопырить!

Лошадка спокойна. Вроде бы никого. Был бы кто плохой, натасканное боевое животное давно бы забеспокоилось.

Фу-ух… Кто тут у нас?

Мама дорогая!

Пакостные предчувствия оправдались в самом неожиданном и оттого еще более пакостном варианте:

Не перепутать. Этот спадон и этот доспех может быть у одного человека во всей армии.

Пауль! Пауль Гульди!!! Как же так?!

Стремительный соскок, резкие и ненужные движения рук… На колени пред другом и во весь голос:

— Пауль! Пауль! Пауль! Ты слышишь!? Что с тобой, Пауль! Не вздумай умирать!!! Что, чёрт возьми, с тобой!? Ты жив?! Скажи что-нибудь! Пауль!

Ландскнехт медленно, словно нехотя поднял голову. Неверной рукой отщелкнул подбородник и бросил шлем на земь. Глянул в лицо испанца и очень тихо сказал:

— Я. Пауль. Уже сколько лет как Пауль. — Голос какой-то шипящий. Лицо серое, под стать цвету глаз. Даже красиво.

— Жив, пресвятая Дева! Сейчас я тебя вытащу, потерпи! И не молчи, брат, что с тобой?! — Франциско, неловко лязгая латами о латы, пытается обнять ландскнехта. Не то от радости, не то, чтобы поднять и отвести к коню.

— Что со мной? Я убит, брат. — Гульди слабо, но неуклонно отстраняет испанца. — Я. Убит. Отвоевался.

— Ты что несешь?! Дурак, лучше помолчи, сейчас я дам тебе воды, у меня есть! — Франциско делает страшные глаза, не верит и яростно трясет головой, так что плюмаж смешно колыхается.

Гульди просто отнял левую рукавицу от кирасы, коротко показав подбородком вниз. Глаза, впрочем, не отрывались от испанца, будто он боялся увидеть, то что увидел его друг.

Прямо над поясничной пластиной зияла круглая дюймовая дыра, грубо разворотившая изящество мелкорифленого металла — привет уходившей эпохи. Де Овилла только тогда понял, что ландскнехт сидит в луже крови, которая толчками продолжала струиться из под подола.

— Не вздумай воды. Один глоток. И я мертв. Хотя я уже мертв. Но мне надо завершить дело. Помоги. — Голос звучал все тише, губы его едва шевелились. Казалось жизнь, покинувшая сильное тело вся без остатка сосредоточилась в глазах его, что смотрели твердо и буквально горели.

— Как же так… Пауль… Что случилось?!

— Неважно. Полез спасать бабу. Кретин. Ваши испанцы. Мушкетеры. Хотели, сам понимаешь. Трахнуть. Повздорили. Кто-то пальнул. Из мушкета. В живот. Готовое дело. Неважно это. Не перебивай, слушай. Мне надо закончить. Дело. Без тебя никак. Сам уже не осилю. Поможешь?

Франциско секунду помолчал, сморгнул, закусил ус, а после заговорил, словно ринулся в холодный омут:

— Пауль, слушай меня. Я всё о тебе знаю, слышишь? Всё! Доставай свои снадобья, я знаю, у тебя есть, вся армия судачит, как ты вылечил девочку в Антверпене! Я тебя раньше не выдал и сейчас промолчу, но чёрт дери, спасай себя! Ты можешь, соберись!

— Какие снадобья? Что? — Трудно поверить, но на бескровном лице проступило удивление.

— Не болтай! Пауль, я же сказал, я всё знаю. Я… я следил тогда… после дуэли… Я следил за вами с Зарой! Я видел, как в огне приземлился железный корабль, да чёрт возьми! Я видел, как ты говорил на непонятном языке с теми… солдатами в странных доспехах, что вышли оттуда, я видел, как корабль улетел, так же на струях пламени! К звездам! Я думал, что умру со страху, но я видел там тебя! Ты не боялся, ты был с ними за своего! Все одно к одному. Знания твои невозможные, твоя невозможная сила, история эта мутная про Антверпен и про твое колдовство. Какое там колдовство, просто ты, Пауль, пришелец со звезд! Как и те из летающего корабля! Ты ведь так же пришел к нам! Я не дурак, не слепой, и я твой друг, а друга не обманешь! И не нужно, ведь я люблю тебя, во имя Господа, такого как ты есть! Не убивай себя, лечись, как ты можешь! Ты же можешь всё, если вы заставили огромные железные корабли летать, быстрее ветра, как я видел! Давай!!!..

Бледные губы Гульди дрогнули и расплылись в улыбке.

— Деревня, — прошептал он. — Ничего не скрыть. Хе-хе, наблюдатель… хренов. Друга не обманешь. К лучшему. Меньше объяснять. В глазах темнеет.

Он запретительно вскинул ладонь, видя, что паникующий испанец готов снова заговорить о лечении и «снадобьях».

— Слушай. Не перебивай. Прошу. Важно. Я умру. Скоро. Довези. Эту сумку. Меч и нательный крест с иконой. Вместе. Пять миль строго на юг от Туниса. Три часа по полуночи. Будет буря и огонь с неба — не бойся. Это за мной. Хе-хе, железный корабль быстрее ветра. Отдай груз. Меня не тащи. Брось. Только груз. Сделаешь? Больше некого просить. Ног не чувствую. Не дойду. А надо. Мои записи, все. Отдать. Нашим. Ну?

Франциско вскочил на ноги, схватился руками за голову, тут же сел и с нажимом заговорил:

— Я всё сделаю. Всё. Но почему ты даже не попытаешься? Спаси себя, попробуй, ты умеешь! Ты не можешь умереть, не теперь!

— Я могу. Ещё как могу. Пуля прошла. Сквозь брюхо. До хребта. Почему я так долго жив. Не знаю. Это не лечится. Умереть… могу. Как все. Esse homo[110]. Отвези. Ради Христа, отвези. Клянись.

— Клянусь Богом, но…

— Уже совсем не больно. Не холодно. Не страшно. Боже мой, какая тут красота…