Солдат императора

Первый этаж дома занимает огромный зал с паркетом, где я знакомлю молодых состоятельных охламонов с нелегкой наукой фехтования во всем пространстве. Если погода позволяет, а она позволяет часто, уроки перемещаются во двор. Состоятельных охламонов много, ибо город торговый и стоит на море.

Море! Оно совсем не похоже на мое родное, но все же жить на морском берегу для меня счастье.

Меня часто спрашивают различные заезжие специалисты (у нас ведь как? Любой дурак, что отличает удар от укола, – уже специалист), что за необычная школа фехтования у меня, имея в виду рисунок боя.

Что там необычного? Но отбрехиваться надоело, и я теперь отвечаю сочным итальянским словосочетанием: dolce still nuovo[78], после чего занудные расспросы моментально сменяются уважительным покачиванием голов и разнообразными вариациями на тему «как-же-как-же-слышал-слышал». Слышали они, хе-х… сколопендры!

В кабинете, смежном со спальней, имеется дубовый стол, возле которого нашла пристанище тренога с моим прекрасным доспехом, что подарил сам император Карл V.

Он навевает воспоминания, так что продать рука не поднялась, хотя и сулили за него больше двух тысяч талеров. Над камином – еще один проверенный друг, точеный-переточенный спадон с вытертой кожей на рукояти.

Мой «кошкодер» спрятан в сундук, а его место на поясе заняла длинная легкая шпага пассауской работы.

Кабинет страшно загажен моим любимым «творческим беспорядком», который повергает в шок Грету – служанку. Убираться и вытирать пыль здесь я не позволяю. Книги от пола до потолка вперемешку с бумагами и свитками, что может быть прекраснее?

Если я не занят в зале или не пачкаю бумагу своими занудливыми воспоминаниями вроде этих, что сейчас видишь ты, мой верный читатель, я гуляю на морском берегу, а когда возвращаюсь назад, меня встречает тяжелая дверь и блестящая бронзой табличка: «Гауптман Пауль Гульди, учитель фехтования».

Глава 10 Пауль Гульди превращается из достопримечательности города Любека в персону нон-грата

Из отчета наблюдателя первой категории Э. А

«…Технологические сложности были решены.

Водяной молот, изобретенный и введенный в оборот в XIII столетии, разрешил главную проблему местного производства индивидуального защитного снаряжения: однородность исходного материала.

Пластины, обработанные ручной ковкой из кричного железа, отличались значительной дискретностью поверхности: большинство древних образцов, исследованных мною, имели разницу твердости поверхности на несколько условных единиц в пределах квадратного дециметра.

В результате подавляющее большинство предметов защитного вооружения раньше формировалась из кольчужного полотна – непритязательного к качеству отдельных элементов защиты, или мелкопластинчатой конструкции, также малотребовательной. Единственным элементом снаряжения, изготавливаемым из крупных пластин, был шлем – наиболее дорогостоящее изделие.

Изобретение водяного молота сделало ненужным трудоемкий и сложный труд молотобойца, который в подавляющем большинстве случаев не мог обеспечить однородность распределения шлаков или их удаление из состава изготавливаемой пластины.

Кроме того, механический молот сделал возможным заданное распределение толщин заготавливаемых пластин гораздо быстрее и точнее, нежели это могли предоставить молотобойцы с их ручной обработкой…»

* * *

– Погодка – дрянь! Вымок весь, – сказал я, переступая порог дома. Голос, впрочем, веселый, совсем не соответствующий пасмурной хмари за окном. Меня встречает вечно недовольный слуга Ганс, который, по своему обыкновению, ворчит:

– Вымок он. Конечно, вымокнешь, нечего шляться в такое время, когда добрые люди девятый сон смотрят.

– Брось, товарищ! Дело молодое! – Я скидываю плащ и широкую кожаную шляпу, с полей которой тут же обрушивается неслабый водопад.

– Э-э-э, полы попортишь, черт! Давай скорее сюда свою мокреть! – Ганс подскакивает и отбирает у меня одежду, кидает на локоть и ковыляет к лестнице, ведущей на второй этаж. Не поворачивая головы, Ганс мрачно скрипит:

– Башмаки сыми, не топай по полу, грязюку не развози. Сколько можно!

Оказавшись в комнате перед жарко натопленным камином, я быстро раздеваюсь до исподнего, заворачиваюсь в плед и плюхаюсь на скрипнувшее раскладное кресло. Подле меня появляется Грета с вкусно пахнущим подносом. Вкусно пахнет изрядный кусок свинины и высокий кубок с глинтвейном. То что надо.

– Пожалели бы себя, хозяин. – Мои слуги давно обращаются со мной как с непутевым великовозрастным сынком, а вовсе не как с хозяином. Пользуются моей мягкотелостью. А мне наплевать, так даже удобнее.

– Грета, солнце моих дней, не пили хоть ты меня! Дело-то молодое! – Я, кажется, повторяюсь, но в голову ничего более убедительного не лезет. Грета неодобрительно меня разглядывает, ставя поднос на столик возле кресла, вытирает руки о фартук и заводит свою обычную шарманку: