Солдат императора

Город богател, деловые колеса его вертелись все быстрее. Особенно на последних порах, когда войско снималось и когда предпринимались последние судорожные приготовления перед походом.

И тем не менее горожане, начиная с почтенного бургомистра и заканчивая последним кабатчиком, тихо облегченно крестились, подсчитывая барыши. Право, хорошего понемножку и тише едешь – дальше будешь.

Солдаты приносили прибыль, но были уж очень взрывоопасным материалом. В самом деле, кто согласится размахивать факелом, стоя на пороховой бочке, даже если его озолотить? То есть если ты не робкого десятка и вознаграждение весомо, то почему бы и нет, но только совсем недолго, ведь иначе некому будет это вознаграждение тратить. Поэтому, когда замаячил исход, весь город и окрестности его умиротворенно вздохнули.

* * *

Георг фон Фрундсберг в сопровождении своего поверенного лица, секретаря и соратника Адама Райсснера, в очередной раз лично объезжал лагерь, проверяя и вникая в каждую мелочь, как и положено опытному полководцу. Его интересовало все: питание в кантинах, качество ткани на солдатских палатках, смазка тележных осей, корм лошадей и волов, приписанных к артиллерийскому парку… ничто не ускользало от его острого глаза.

Несмотря на разгульный нрав, он был настоящим отцом солдат. Многих знал в лицо и помнил по предыдущим походам, для каждого находил слова ободрения. Но и спрашивал строго. Особенно с офицеров. И тут не было различия между давними соратниками, друзьями и собутыльниками. Нагоняи за дурную службу сыпались на всех, наравне с милостями за службу добрую.

Естественно, вождь ландскнехтов заглянул и в оружейное хозяйство, и на плац, где ему показали нового бойца из фанляйна Конрада Бемельберга. Искушенный воин только крякнул от удовольствия, глядя, как новобранец управляется с его любимым оружием – двуручным мечом.

Он похлопал его по плечу, узнал имя и даже произнес несколько одобрительных слов. После чего – неслыханное дело! – подарил двуручный меч из собственной коллекции и приказал занести в ведомость на жалованье доппельзольднера[28].

В скором времени не замедлил появиться и сам император. Без всякой пышности, с малым кортежем он ураганом влетел в город. Занял лучшие покои в лучшем доме, принял доклады, разобрал текущие дела и назначил строевой смотр. Который и состоялся через два дня.

Армия выстроилась на поле. Солнце вызолотило стальной панцирь бесконечной змеи броненосной конницы, заиграло на остриях пик и алебард трех огромных пехотных ежей, ласково согрело смертоносные орудийные стволы и облило светом маленькую фигурку императора, который сидел на коне, с восторгом осматривая собранную под его рукой мощь. Потом была всеобщая присяга, был салют из всех орудий, были дружные крики: mit Gott fur Keiser und Fatterland! Hoch Keiser! И марш всей армии, грохот шагов которой был так же оглушителен, как орудийные залпы. А потом, как-то незаметно, солдаты свернули лагерь, погрузились в телеги, сели на коней и ушли. Остался только вытоптанный луг, прогоревший дерн на местах костров, неубранный мусор и чуть присыпанные выгребные ямы. И воцарилась тишина.

Глава 4 В которой Пауль Гульди пробует крови первый раз

Война… Всю свою безусую юность я мечтал оказаться в армии, а значит, рано или поздно, на войне. И вот теперь я нахожусь в рядах наступающей армии. Ничего приятного, хотя некоторое время все было тихо и мирно, насколько это вообще возможно. То есть до поры непосредственно меня никто не пытался убить. И мне никого убивать не приходилось.

Мечталось и грезилось, конечно, совсем о другом. Геройский подвиг, всеобщая любовь и уважение, отвага, самопожертвование, патриотизм и любовь к родине, гражданский долг, стремительная атака – вот примерный список понятий, с которыми я ассоциировал это недоброе, гавкающее слово «война». Недоброго оказалось гораздо больше, чем я мог себе представить, при том что я историк, хоть и недоучка, и много-много читал о настоящей войне.

Оно, конечно, представлял я себя совсем в другой армии, но если быть честным с самим собой до конца… какая разница? Лететь в межзвездном мраке на огромном крейсере и гвоздить по мирным городам ничего не ожидающих планет ракетами с плазменными БЧ или вот так пешком наматывать мили и своими руками грабить и лишать жизни незнакомых и тебе ничего плохого не сделавших людей? Второе, по-моему, выходило честнее.

Что приятнее, или, лучше сказать, не так ужасно: гореть заживо в штурмовике с заклинившей катапультой, мечтая только о том, чтобы рванул маршевый реактор, положив конец боли и страху, или получить в живот полметра ржавого железа; дрожать от ужаса, вжавшись в землю, глядя, как истребители заходят для атаки, чтобы пустить тебя в распыл зарядом позитронной антиматерии, или оказаться под копытами и жадными до крови копьями чужой конницы? Трудный выбор, в любом случае не очень здорово. Прямо скажем – на любителя.