– Встать смирно! – заорал я, оставляя шепот. – К профосу захотел?! Я тебе устрою!
– А попробуй, братишка, – с этими словами безымянный хам и нарушитель воинской дисциплины вытащил меч и поднес острие к моему лицу.
Мой ответ был коротким и, наверное, единственно возможным.
Меч с шелестом вылетел из ножен и ударил в плоскость клинка, что угрожающе болтался перед носом вашего скромного повествователя. Поганого качества железка моментально сломалась, и хам с изумлением, плавно переходящим границу с испугом, уставился на образовавшийся в руке обрубок, в то время как я в обратном движении вернул меч на перевязь.
– О-ля-ля, как говорят во французском королевстве! Я полагаю инцидент исчерпанным и считаю, что мы все, я сказал все, можем спокойно вернуться к исполнению служебных обязанностей по месту расположения частей приписки.
Приятели моего хамоватого знакомого как-то разом засобирались и потопали «по месту расположения частей приписки» (неплохо это я ввернул, а?!). Сам безобразник, оказавшись один как перст, решил, видимо, что «один в поле не воин», и тоже ретировался.
Крестьянки – те испарились, как туман поутру, то есть быстро и незаметно, а один из фландрийских стрелков подошел ко мне и сказал:
– Спасибо вам. Еще немного, и я даже не знаю, чем бы все это закончилось.
– Зато я знаю. Вас бы выпотрошили.
– Это не вполне соответствует… – парень явно не понимал, из какой передряги его вытащили, поэтому я невежливо перебил плавность течения диалога:
– Это
– Да… заступились…
– Похвально. Следующий раз попытайтесь убедиться, что в состоянии довести начатое до конца. Или пропадете ни за пфенинг. Поймите, это ландскнехты. Никто не сказал бы «защищайтесь, прекрасный сир», и позицию никто бы не принял. Вас бы просто зарезали. Место безлюдное. Все можно, понимаете.
– Я… – начал мямлить фландриец, когда я приобнял его за плечи и мягко повел в сторону дороги, где меня дожидался верный конь.
– Я так понимаю, вы недавно в
– Неделю, мы только завербовались. – Парню на вид было лет девятнадцать, то есть он на два года был младше. Всего. Но не так мало, если учесть, что на войне каждый год – за три. Был он невысок, рыжеволос и голубоглаз. И очень прилично одет, что и позволило мне смело предполагать, что в армии он недавно. Хреновое у нас сейчас время для щегольства.
– Я понял. Юноша, кстати, как вас величать? – Нет, я определенно начинал сам себе нравиться в роли убеленного сединами ветерана.
– Жан ван Артевельде, сын Якоба из Антверпена.
– Вот что я вам скажу, господин Артевельде, сын Якоба. Мне совсем не нравится то, что происходит в моей любимой армии. Но что поделать, такая нынче сложилась ситуация. Я вас умоляю, не ввязывайтесь больше в подобные приключения. Да-да, приключения, не спорьте. Лучше дать делу служебный ход, обратиться к профосу, тем более что свидетелей у вас предостаточно. Да. По крайней мере пока. Осмо́тритесь, обвыкнитесь, наберите, что называется, вес. Там видно будет. А пока… держитесь тише, ради Бога. Я по приставке к фамилии полагаю, что вы дворянин? Так. Не обижайтесь, но ваш дворянский гонор лучше до поры засунуть… в кошелек. Честное слово.
Рассудительная речь подействовала. Жан зарделся маком, потупил очи, которые перестали сверкать и метать яростные молнии. Он отстранился, взглянул на меня, как мне показалось, виновато и промолвил:
– Герр Гульди, позвольте вас от всего сердца поблагодарить. Я… кажется, не соразмерил силы. Вы все верно сказали. И вы нас спасли. И тех бедных девушек. Позвольте пожать вашу руку. – Рукопожатие у него оказалось хорошим. Крепким.
– Я вам не «герр». Я вам товарищ. Бросайте ваши великосветские замашки. Под одними знаменами служим, значит, господ среди нас нет. Одни товарищи. – С этими словами я вскочил в седло и тронул конские бока шенкелями.
– Все равно. Спасибо вам. Я ваш должник, это так же верно, как то, что Артевельде всегда отдают долги! В любое время можете рассчитывать на мою шпагу и мое гостеприимство.
– Так ведь война, камрад Жан. Сочтемся. До свидания! – И я пустил коня рысью, думая про себя, что такая шпага мне даром не нужна. Как показало будущее, зазнавался я преждевременно и очень напрасно.
Что было дальше? Дальше были утомительные марши по стране. Было много крови и мало денег. До конца года мы упорно давили крестьянские бунты, не совершали подвигов, теряли друзей и набирали по мере сил пополнение.
Я состряпал два весьма приличных отчета и отправил их куда следует. Ха, один из них получился весьма неплохим, так что я им даже гордился.