Солдат императора

Йорг фон Фрундсберг в бой ведет!
Тра ла ла ла ла ла ла.
С ним нас победа ждет!
В городе Павия!

Кайзер Франц, тот гордый галл,

Тра ла ла ла ла ла ла,
В руки Фрундсбергу попал!
Вздрогнула Павия!

Нынче красным все цветет!

Тра ла ла ла ла ла ла,
Кто на нас – тот смерть найдет,
В ужасе Павия!

Нынче снег расцвел огнем,

Тра ла ла ла ла ла ла,
Хей-хо! Мы смерть несем!
Под стенами Павии!

Встала ночь чуть над землей,

Тра ла ла ла ла ла ла,
Пели барабан с трубой!
Наша ты, Павия!

Тот, кто эту песнь сложил,

Тра ла ла ла ла ла ла,
Сам ландскнехтом там прослыл,
В городе Павия!

Очень хорошая песня. Раскатистая. Когда сотня луженых глоток затягивает Tra la la la la la la, у меня вообще мурашки по коже. И аккомпанировать можно одним барабаном, словом, то, что нужно для солдат.

А сколько мы награбили, великий боже! На фоне добычи жалкие гроши, которые задолжало казначейство, казались мелочью, достойной только немедленного пропивания в кабаках.

Что и было сделано со всем прилежанием.

Не будем говорить, кто именно свалил самого Валуа с коня во время самоубийственной атаки на изготовившиеся баталии.

Мои руки до сих пор помнят, как завибрировал спадон, когда клинок отчленил сразу две ноги державного скакуна. Но сдался-то он целому главнокомандующему Шарлю де Ланнуа! Куда там мне с моим хамским рылом… «Господи, Пауль Гульди, ну и имена у этих простолюдинов!» – как остроумно пошутил бургундец в тот памятный день.

Кандидатов на пленение венценосца, как нетрудно догадаться, образовалось великое множество. Громче всех выступали некие Алонсо Пита да Вега и Чезаре де Эрколани – итальянские кондотьеры (ха-ха-ха, ну и имена у этих аристократов!), но им доступно объяснили, кто в доме хозяин.

Принимая во внимание, что «кайзера Франца» завалил ваш верный повествователь, хоть распространяться об этом не рекомендовалось, де Ланнуа отписал нашему обожаемому монарху в длиннейшей победной реляции о моем «неоценимом вкладе», «доблестном служении», «беззаветном самопожертвовании» и тому подобном говнище. Ну и Фрундсбергу настоятельно рекомендовал. Отметить. Отблагодарить. Повысить.

Хотя Георг класть хотел на всякие рекомендации, меня в самый короткий срок произвели в гауптманы. Становой хребет офицерства, который назначался оберстами и не подлежал обычным солдатским выборам.

Денег мне отсыпали с полведра.

Я даже невольно задумался – за что?

За «неоценимый вклад» или за молчание? А еще я получил именное приглашение на королевский турнир в Вене по случаю великой победы и все такое в том же духе. Так хамское рыло вашего покорного слуги оказалось в столице империи в самой блестящей компании.

Разнообразных «де», «де ла», «да», «делла», «дель» а также «фонов» и «ванов» в Вену ехало столько, что язык чуть не сломался по дороге. О Фрундсберге и говорить нечего. Душа нашего изысканного общества. Если бы не он, можно было скиснуть, хотя с ним мы чуть не спились.

Ну и Адам сопровождал папу ландскнехтов, куда же без него.

Весь наш путь с шикарным поездом победоносных сеньоров можно описать одной фразой моего верного друга и собутыльника герра Райсснера. Он сидел на скамеечке во дворе одного замка близ города Кнительфельда, где нас принимали, и сыто отдувался.

Еще бы. В обед мы так обожрались, что просто неприлично вспоминать.

– Положительно. Путешествовать задарма с прославленными аристократами гораздо лучше, чем на своих двоих и без денег.

Невозможно не согласиться.

Я слишком поспешно зачислил всех родовитых спутников наших в зануды.

По дороге мы близко сошлись с неким Райнхардом фон Матчем, побочным отпрыском безобразно богатого рода, что владел замком в Южном Тироле, и чопорным бургундским рыцарем Рене де Монмартеном, обладателем холеных усов и невероятного запаса стихотворного старья на все случаи жизни.

Последний, невзирая на мнимую неприступность и сухость, оказался скорым на шутку и улыбку и совсем не чванился принадлежностью к древнему роду.

Оба рыцаря много воевали, причем Райнхард часто сражался в полку ландскнехтов, не чураясь пехоты и, напротив, отзываясь о нас со всем уважением. Де Монмартен, чей дед служил еще несчастному Карлу Смелому, закономерно оказался знатоком сложной турнирной науки и охотно просвещал нас по поводу грядущего события.

Я-то, глупый, думал, что турнир – нечто сродни спортивному состязанию в высшей лиге, но прав я был лишь отчасти. Я про себя недоумевал, какого дьявола император в честь победы устраивает соревнования? Не самый очевидный способ отпраздновать это дело. Но Рене меня просветил.