Солдат Империи

От Тобольска по Иртышу (ширина русла его здесь достигала пятисот саженей) отмахали шестьсот верст, до впадения в Обь. К концу второй недели сентября, через пять дней пути, вошли в Обь. Навигация приближалась к концу, река могла стать уже в середине октября. Поэтому торопились многочисленные суда, плыли вверх и вниз по течению, везли товары, пассажиров, каторжные этапы в Сибирь.

Дня через три пришли в Сургут, а еще через пять дней пути – в Нарым. На одном из причалов с соседней баржи услышал Иван слова заунывной арестантской песни:

Ах, ты до-о-ля, моя до-о-ля, До-о-ля до-о-люшка моя…
Ах, заче-е-м же, злая до-о-ля, До Си-би-и-ри до-о-вела…
Не за пья-а-нство и буя-а-нство, И не за но-о-чной разбой
Стороны ро-о-дной ли-и-шился –
За крестья-а-нский мир честной.
Год в ту по-о-ру был-го-о-л-о-одный:
Стали подать со-би-и-рать, И после-е-днюю скоти-и-ну
За бесце-е-нок прода-а-вать…

В Томске, конечном пункте водного пути, были только к концу сентября. Город, основанный когда-то на татарских землях у реки Томи, стоял на большом Сибирском тракте. Еще «в 1804 году назначен он …губернским» в Средней Сибири. Теперь число ссыльных в Томске и людей военного звания сравнялось между собою, и достигали те и другие числом четырех тысяч.

В городе команды направили в казармы, а частично разместили у обывателей.

Здесь стали готовиться к дальнему пути по Сибирскому тракту. До Ачинска предстояло следовать всем вместе походным порядком, подготовка к тому шла основательная: раздавали оружие, боевой припас и амуницию; изношенное обмундирование и обувь, по мере возможности, заменяли на новые, сшитые в Томском же уезде.

Иван для себя решил и солдатам присоветовал: старые сапоги, если удастся, починить, а новые взять размером побольше, чтобы надевались на толстый носок и теплые портянки. Впрочем, ясно было: без валенок так и так не обойтись.

Больше всего возни оказалось с пуговицами: на новых шинелях они почему-то отсутствовали, пришлось перешивать со старых. У кого-то пуговиц и вовсе не нашлось, так тем разрешалось пришивать не форменные, а какие найдутся, на крайний случай – выстругивать деревянные палочки с желобком для прихвата к шинели суровой ниткой. Унтер-офицеры за всем этим следили строго, и на четвертый день солдаты готовы были в дорогу.

Только теперь доложили Тимофей с Иваном, что в команде все в порядке, с едой и ночлегом устроено как положено, и отпросились в город.

Побродив по близлежащим улицам, унтеры по хлипкому мосту через грязную речку Ушайку, что разделяла Томск на две части, направились в нижнюю часть города.

Шли неухоженными улицами, миновали какой-то пустырь, потом овраг; ближе к окраине зачавкала под ногами грязь. Стемнело, кое где засветились уже огоньки в окнах домов.

Когда свернули еще раз, оказались на кривой дороге, проросшей по бокам уж и вовсе никудышными избами. Здесь даже собаки не лаяли, не было и палисадов…

Остановились оглядеться и решили повернуть обратно. В стороне послышались шаги, солдаты обернулись.

Женщина шла не спеша. Теплый жакет, перетянутый в талии, длинная юбка… Из под низко повязанного платка удалось разглядеть только нос да глаза – не поймешь, то ли девка, то ли баба. И годов сколько, не разберешь: может и двадцать, а может и все тридцать с гаком.

Оглядела она обоих внимательно, потом спросила: «Ищите чего, служивые…» «Ищем, где согреться да в баньке попариться», – отвечал Тимофей. «А что на зуб положить, у нас и самих найдется», – добавил Иван.

Еще раз взглянула на них женщина: «В ту избу заходите, баньки-то не будет – нет ее у меня, а печку истоплю, согреетесь…» – и указала на скособоченную избу с одним окошком, крытую старой, почерневшей уже соломой.

Договорились, что пока топит их новая знакомая печь – а назвалась она Настей, – пройдут солдаты окраину до конца, глянут на окрестные места, а после и вернутся.

Прошлись, поглядели вокруг… Места глухие, да за плечами как никак оружие и сами люди тертые.

Дом, что указала Настя, сначала обошли кругом: несколько жердей – другой ограды не заметили, из трубы дым идет, крыльца нет – только две ступени, рубленые в толстом бревне, за домом то ли огород, то ли сорная трава сама по себе растет – не видать…

Решились зайти в избу. «С фронта да с тыла нету неприятеля», – пошутил Иван. «Тогда зайдем к обывателю», – подхватил его напарник.

Ступили они в темные сени, тут же отворилась дверь в небольшую комнату: свет лучины падал на короткую лавку, на которой стояло ведро с водой; уцепившись ручкой за край, плавал в нем деревянный ковшик.

«Проходите», – позвала гостей Настя. Была она одета в кофту и все в ту же, что и на улице, юбку, платка совсем не сняла, а опустила его на плечи. Теперь видно стало, что лет ей двадцать с небольшим.