Солдат Империи

Щигры, где стоял 1-й батальон Пензенского полка, находились в верстах пятидесяти юго-восточнее Курска, меж лесов и глубоких балок. Обыватели, числом в несколько тысяч, возделывали в этих местах землю да выращивали скот, особенно много разводили свиней. Солдаты расквартировались в домах местных жителей, и даже их, в общем-то ко всему привычных деревенских парней, донимал запах из многочисленных свинарников.

Зато грех было солдатам жаловаться на кормежку; как всегда, имели свой навар интенданты, причем без особого труда.

В больших селах Любицком и Дьякове, где размещались другие два батальона, служба и быт нижних чинов и здесь ничем не отличались. Конечно, хозяева вынужденно терпели неудобства и даже притеснения, но не роптали – бесполезно. Впрочем, такое положение сохранялось везде, где стояли армейские части.

Порой вели себя солдаты нарочито грубо и вызывающе, вынуждая хозяев быть сговорчивее в части получения дополнительного пропитания. Впрочем, здесь, на Курской земле, случалось это гораздо более редко, нежели, например, в Царстве Польском.

Вообще, многое зависело от унтер-офицеров и фельдфебелей, офицеры в подобного рода «мелочи» не вникали и целиком полагались на своих отделенных и взводных.

Короча и Новый Оскол, где квартировали батальоны Тамбовского полка, находились в ста – ста пятидесяти верстах южнее Курска. Оба уездных города располагались по берегам рек, соответственно, Корочи и Оскола; известны они с XVII века. Короча насчитывала тогда тысяч десять жителей, а Новый Оскол – не более двух.

Появление батальонов Тамбовского полка оживило течение жизни обывателей глубинки. Вместе с тем понятно, что те горожане, у которых непосредственно разместили солдат, особой радости от этого не испытывали.

Между тем основная работа в ротах и батальонах мало изменилась с тех самых пор, когда в 1849 году Иван Арефьев пошел служить Царю и Отечеству: так же продолжалось обучение молодых солдат, так же совершенствовали навыки в стрельбе и рукопашном бое нижние чины, так же изучались и заучивались в ротах уставные положения.

Правила стрельбы и штыкового боя, уставы знал Иван, как «Отче наш», в свои сорок с лишком лет многому мог научить в учебном бою молодого рекрута. Прошагав без устали тридцать верст в марш броске, на привале тотчас обходил лежавших на земле усталых солдат, требовал «предъявить» ноги: не стерты ли, мог отвесить хорошую затрещину за неаккуратно навернутую портянку и стертые ступни. В походе следил унтер-офицер и за тем, как отмеривали крупу и отвешивали мясо для солдатского котла, к которому, как и другие унтер-офицеры, садился вместе с одной из артелей.

Давно уже выстрелы и посвист пуль слышал он только на ученьях, но приказывал солдатам в атаку идти и укрытия искать со всей серьезностью, как в настоящем сражении.

При обучении штыковому бою унтер-офицер Арефьев строго приказывал надевать суконные нагрудники и маски, суконные или холщовые перчатки. Сам, правда, обходился без маски, полагая, что она, хоть и оберегает в учебной схватке, но отсутствие привычной защиты в бою может смутить солдата. К тому же маска давала еще одно преимущество неопытному бойцу: она позволяла скрыть движение взгляда, который мог подсказать искушенному противнику, куда будет нанесен следующий удар штыком или прикладом.

Умело скрывать намерения в парной тренировке было важной и сложной задачей, поэтому, стремясь сохранить жизнь своим молодым товарищам в будущей возможной жестокой схватке с врагом, учил Иван этому особо. Вновь и вновь заставлял нападать, а не только защищаться; случалось, выходил один против двоих, показывал усвоенные в бою приемы, каких не давало еще ни одно наставление. Но маску до конца службы так ни разу и не надел – не смог принять этого новшества.

Нужно заметить, что наставления, зачастую запутанные и далекие от реальности, унтер-офицеры, полистав, откладывали в сторону, и офицеры, по тем же причинам, не настаивали на их безусловном применении.

Для обучения солдат грамоте и арифметике нижние чины армии сами проходили теперь специальный двухгодичный курс; появились необходимые пособия, а позднее и книги, специально для солдатского чтения – чины Военного ведомства считали, что далеко не всякая литература будет полезна для обучения солдат.

Унтер-офицеры, по прежнему уделяя основное внимание дисциплине и боевой подготовке, понимали теперь, что грамотный солдат, знающий азы арифметики, лучше запоминает уставы и наставления, легче осваивает приемы прицеливания с учетом дальности стрельбы и погодных условий.

Давно уже называли Ивана дядькою, а тут и вовсе стали поступать рекруты, которые ему в сыновья годились; так и относился к ним унтер-офицер Арефьев – с отеческой строгостью, учил и наказывал, если того заслуживали, но зла ни на кого не держал.