Солдат… не спрашивай!

Россия-матушка, все здесь у нас "как положено" и через одно известное место, унтер-офицер вынужден сам снять с себя оковы, отомкнув замки при помощи отмычки. Позднее штабс-капитан будет сравнивать Сашку с античными героями: "Ну ты и держался там и не дрогнул, я бы так пожалуй не смог…". Туфта это все, сплошные штампы, порожденные литературой и кино, Александру доводилось встречать лишь два варианта проявления так называемого "героизма". Первый – это когда от азарта и возбуждения "голову сносит", но для Сашки такой порыв почти невозможен, слишком уж он "спокоен" и рассчетлив по натуре. Второй случай – "безнадега", в сущности, что сейчас и наблюдается. Было у него конечно желание устроить под занавес тот самы знаменитый "бессмысленный и беспощадный"… но благоразумие взяло верх. Все "Главные Гады" предусмотрительно спрятались за спины солдат и до них вряд доберешся, а вот единственный друг – тот обязательно вступится за Сашку, полезет в драку и как следствие погибнет. Пришьют Ивану Федоровичу "бунт" и сгинет он в одиночной камере какой-нибудь крепости, он и так уже осужден на ссылку и его жизнь в сущности висит на тонком волоске. А вот наконец и штабс-капитану разрешили проститься с подчиненным, пропустили к Александру. Появилась возможность незаметно передать ему записную книжку, где на шестой странице "остров сокровищ" нарисован. Непосвященный в тайну человек не ничего поймет, но штабс-капитану известно, кто такой Сашка и откуда он взялся. Так вдвоем они до Бункера и не добрались, а значит придется офицеру одному разбиратся с "подарками из будущего". Для профессионала особого труда не составит найти вход в подземное убежище в окрестностях Сосновки, все необходимые сведения Александр указал.

Последние дружеские объятия, без слов – все, что уже можно сказать давно сказали… да и не удобно – орать надо, рядом барабаны трещат оглушительно, темп уже начали обивать раз-два, ввер-вниз.

Технология простая и "убийственная", если у них при Немце нижнего чина привязывали к штыкам ружей и затем протаскивали через "зеленую аллею", то здесь унтер-офицера "прикрутили" ремнями к какой-то тележке, вроде тех, что используют уличные торговцы или разносчики товаров. Может быть в другое время тележка служила для подвозки сена – запах свежей травы еще остался на плохо струганных досках.

Свистнул в воздухе первый шпицрутен, Сашка взрогнул невольно, спину обожгло как огнем, и началось. Он не кричал, как в ту пору было принято: "Братцы помилосерствуйте!". Смысла не было, если даже кто-то из нижних чинов и сумеет "закосить", а это проделать трудно, все равно "забьют", слишком уж много палок добрый губернатор определил на душу и спину унтер-офицера. Удар, еще удар… после первой сотни у Сашки в глазах потемнело, после второй он уже видел все перед собой через "кровавый туман", но странное дело – адская боль как будто "притупилась". После того как, его в первый раз протянули сквозь строй возникла маленькая пауза, заминка буквально на пару минут. Солдат, один из последних в ряду ударил слабо, может быть не намеренно, а просто случайно у него так получилось или прут сломался в момент замаха. Суровая кара последовала незамедлительно, виновного в "упущении" вахмистр тут же оттащил в сторону и ударом кулака повалил на землю. Оказавшиеся рядом два добровольных помощника – Каин и Упырек, времени зря не теряли и принялись пинать "со всей дури" нижнего чина ногами, тот лишь голову прикрывал корчась от боли в пыли и даже не пытался защищаться. Эта "сладкая парочка", насколько мог судить Сашка ранее помогала вахмистру следить за его драгунами, оба подталкивали замешкавшихся солдат и орали им в уши: "Бей сильнее!".

Ретивые полицаи-добровольцы так увлеклись новым делом, что даже забыли про свои прежние намерения и долго еще с упоением предавались новому развлечению. По крайней мере, когда Александра уже четвертый раз везли на тачке через "зеленую улицу", провинившегося солдатика по прежнему, там – в самом конце строя, "месили" на земле сапогами. Если только, может быть, усердствовали уже другие рьяные любители порядка, а Упырек с Каином вернулись к надзору за исполнением приговора. Александр в сущности видел лишь "нижний сектор"  – одни ноги, и поэтому точно определить, что происходило на плацу не мог, да и не до того ему было, он умирал в прямом смысле этого слова.