Солдат… не спрашивай!

А потом… потом какой-то сильный "всплеск" его заставил содрогнуться всем телом, словно ударная волна от взрыва настигла, но не извне – а как бы изнутри. Сашка решил – вот теперь и действительно конец, последний этап и агония началась. Но удивительное дело,  – сознание напротив прояснилось, а с глаз как бы красную мутную пленку сняли, теперь он ясно различал даже мелкие травинки на вытоптанном за многие десятилетия тысячами сапог плацу. Слух невероятно обострился, если раньше он за собственным хрипением и звуками ударов ничего не мог разобрать, то теперь можно было послушать о чем говорят люди, находящиеся достаточно далеко. То там такое, о чем спорят… Денисов и его приятель-врач просят губернатора приостановить экзекуцию, поскольку нижний чин или уже умер, или находиться при смерти, он истекает кровью. Кажется перешли уже на "повышенный тон" и еще шум, вроде звон металла, а затем видимо повязали наконец и последнего "защитника" унтер-офицера… Кровь и в самом деле течет, как Александр не замечал раньше, прямо под ним внизу тянется в пыли красная дорожка и не одна, а целых три, и первые две уже отчасти засохли, земля впитала влагу. Импровизированная "колесница смерти" на краткий миг замерла, может быть драгуны ожидали "отмашки" начальника, а тот в свою очередь ждал, что решит губернатор. Нет, доноситься издалека, как сквозь вату: "Продолжайте экзекуцию!" И снова, и снова началось "хлоп-хлоп" прямо как по ковру или по матрасу, да только он уже все равно ничего не чувствует. У него вообще все попало полностью – и боль и все другие ощущения, словно осталось только сознание в чистом виде, а тела уже и нет было.

Обрывки воспоминаний того дня, едва не ставшего последним, мелькают перед глазами, точно клочки бумаги подхваченные ветром… что-то он действительно видел, а что-то может быть и пригрезилось. Над ним склоняется врач, пытается найти пульс на горле и ничего не "нащупав", подносит к его застывшему лицу маленькое зеркальце, проверяет – есть ли дыхание. Затем уже штабс-капитан Денисов проделывает схожие манипуляции, но с легким перышком, и этот ничего не обнаружил.

"Mort"  – это нерусское слово понятно и без перевода, унтер-офицер для них умер, странно лишь одно – Александр по прежнему и видит и слышит, и даже способен чуть-чуть повернуть в сторону глаза… Почему медик не обратил ни малейшего внимания на его зрачки – в 21-ом веке такого бы не допустили. В медицине он полный профан, но кое-что все же усвоил, мозг при клинической смерти "отрубается" первым, так почему же с ним получилось совсем иначе? Или уже давно не грубая телесная оболочка в деле, а некая невесомая субстанция – душа… может быть, да только привязана "она" по странному обстоятельству все к тому же телу, а по идее должна воспарить? Да в самом деле, почему Александр разглядывает собравшихся вокруг него людей не со стороны, а по прежнему из под своих же полузакрытых век… чудеса. Одно лишь не вызывает сомнения, если Сашка еще каким то чудом и задержался на этом свете, то лишь не надолго.

Они поговорили, посовещались и ушли, а его перетащили в казенный сарай по соседству с конюшней, если судить по доносящемуся время от времени ржанию и фырканью лошадей, сквозь дырявую крышу видны звезды как их много оказывается. В "родной" полк его не повезут, тело подчиненного штабс-капитану не отдали, "преступника" похоронят здесь же в городе на солдатском кладбище. Гроб, кое-как сколоченный ящик из неструганных досок "казна" милостиво отпустила на Сашку, расход для губернии не велик.

 – Возись тут с имя… Прошка пособи!  – требует кто-то пока невидимый прокуренным басом.

 – За шо ево дяденька сказнили то?  – в свою очередь спрашивает некто "молодой". Голос почти детский, Александр так и не понял, солдат ли это такой юный попался или в самом деле какой-то родственник, может даже и в самом деле племянник того старого служаки.

 – Ен супротив господ попер, за хрестьян вступился, вот и вышло ему. Дурак, ей богу.  – ворчит нижний чин, между тем торопливо протирает грудь Александра влажной тряпкой, он пытается убрать следы запекшейся уже давно крови. Теперь появилась возможность его и разглядеть, действительно – старик, лицо в морщинах, как кора у иного дерева, видимо этот солдат дослуживает уже последние годы до "дембеля" или скорее до могилы.

 – Эка… обряжать его будем, али нет?  – опять спросил "молодой".

 – Знашь, Прошка, я рази покойников боюсь, а туточки робею, ен ровно живой… Поверху рубаху и мундир евонный кинем, саваном укроем. Чай там, на небесах нашего брата и так примут.

В народе существует поверье, что если покойник "смотрит" на тебя, то ты станешь вскоре ему спутником в загробный мир. Вероятно, что солдат и в самом деле заметил, что Сашка глядит на него из под полуприкрытых веками глаз, а ведь так оно и было.