Солдат… не спрашивай!

На лице старого друга и начальника можно заметить смесь ужаса, удивления и совершенно неуместной на отпевании радости… Поодаль же твориться черти что, нижние чины драгунского полка, стоявшие возле гроба, в испуге отшатываются в разные стороны, одного замешкавшегося солдатика сбивают с ног и он весьма комично на четвереньках уползает прочь. За спиной "пришельца с того света" же и вообще наступил конец света.

 – …аминь… А-а-а… Бл…ть! Чур не меня!  – гудение молитвы плавно переходит в дикий крик ужаса, звякает мелкая металлическая вещица – уронили, затем "бух", словно мешок с песком на пол упал, это последовал за символом веры и сам служитель культа.

 – Во че крест, то наш православный животворящий делат, воскрес ундер-то!  – это уже отметился остроумием какой-то неизвестный Сашке солдат. Кто такой, судя по многочисленным синякам и ссадинам на лице – может тот самый, что на экзекуции ударил вполсилы и за это пострадал от рук начальства. Хотя нет, того паренька били на совесть, куда как круче и вряд ли нижний чин так быстро оправился, скорее всего отлеживается в казарме или на конюшне.

Первым опомнился от потрясения штабс-капитан, если его Сашка все щее жив, то теперь следует как можно быстрее вернуть его под военную юрисдикцию, и лучше всего – в родной полк. Иначе губернатор легко, одним лишь движением гусиного пера по бумаге, может исправить подобный каприз природы. На "зеленой улице" унтер-офицеру недодали примерно тысячу палок, поскольку смысла тратить ценные палки (два рубля за воз!) на труп уже никакого смысла не было, и вот теперь есть возможность полностью "получить расчет". Была насущная необходимость как можно быстрее убрать унтер-офицера куда-нибудь подальше. В теории он после наказания, должен вновь поступить в распоряжение непосредственного начальника, но это в теории, как выйдет на практике неизвестно. Ему повезло, о нем губернатор и прочие "борцы с преступностью" вспомнили лишь через несколько дней, помешали очередные праздники. А к тому времени из уезда их отец-командир, обеспокоенный слухами и долгим отсутствием полкового адъютанта, прислал небольшую воинскую команду во главе с подпоручиком. Таким образом у Денисова появилась возможность "не отдать" губернатору подчиненного, в противном случае местные власти отобрали бы у него Сашку силой и снова отправили под шпицрутены или вверили бы попечению местной военной медицины, у которой и вполне здоровые люди часто умирали. Вторично тащится в уездный город и снова размахивать там своей "царской ксивой" губернатор не рискнет, так как теперь никаких оснований кого-то там карать у него уже не будет. Это все потом, после… пока же надо действовать и немедленно, время – даже не деньги уже, а скорее – жизнь.

 – Ты и ты… живо взяли и положили его на саван. Да осторожнее не убейте, в нем и так душа едва держится!  – деловито распоряжается Иван Федорович Денисов, а голос предательски дрожит у него от напряжения, только бы кто-нибудь из "своры" губернатора случайно не заглянул в полковую церковь, где проводится обряд отпевания. О священнике можно не беспокоиться, в глубоком обмороке он пребывает и донести до руководства не сможет, по крайней мере в течении ближайшего часа.

 – Вашбродие, так до начальства нашенского поди-ка ево надоть?  – "сумневается" один драгун справа и сзади, остальные молчат.

 – Взял и вперед!  – в этот раз приказ подкреплен физическим воздействием, слышен звук оплеухи, его ни с чем ни спутаешь.

С помощью савана, внезапно ставшего носилками, умеренного "отеческого внушения" в виде плюх, пинков и тумаков и обещаний мзды на водку нижним чинам N-кого драгунского полка, "тело" унтер-офицера было поспешно перенесено ими в дом врача, который ранее и присутствовал с Денисовым на экзекуции. Немногие прохожие на улицах губернского города в то раннее осеннее утро видели странную процессию. Впереди четверо солдат несут на куске ткани нечто отдаленно похожее на человека, а замыкает шествие штабс-капитан в форме армейских егерей.

…………………………………………………………………………………

Плачет хмурое осеннее небо редкими холодными слезами дождя, скрипит внизу плохо смазанная деревянная ось крестьянской телеги, где на толстом слое соломы и лежит наш герой, что совсем не "герой". Возчик и видимо владелец повозки, арендованной для транспортировки "мнимо умершего" нижнего чина, идет рядом со своей савраской и беседует с нижними чинами о том и о сем, в основном разговор – о ценах на рожь и говядину.