Солдат. Политик. Дипломат. Воспоминания об очень разном

Я понимал, что разговор этот записывается соответствующей службой и что он будет доложен министру, но иначе я поступить не мог. Министров ведь тоже надо воспитывать. Главное же – люди остались живы.

Президент Наджибулла и его проблемы

За время работы в посольстве у меня сложились прекрасные отношения с президентом Наджибуллой. Я звал его Наджибом, а он меня Николаем. Встретились мы с ним впервые дня через три после моего приезда при вручении верительных грамот, как положено.

Русский язык у него был не очень богатым. Понимал, казалось, побольше. Но кто знает, может быть, он знал русский язык куда лучше. Восточного человека понять сложно. Как-то у меня на обеде, когда мы отмечали присвоение звания Героя Советского Союза нашим генералам В. И. Варенникову и Б. В. Громову, Наджибулла пел русские песни – у него был хороший, приятный голос. Хотя должен сказать, во время бесед обычная для афганцев «восточность» в Наджибулле не чувствовалась. Он был очень обаятельным и приятным человеком.

Вот когда я разговаривал со вторым после него человеком в партии – министром иностранных дел Вакилем, я понимал, что он говорит одно, а думает совсем другое.

А беседы с Наджибуллой ничем не отличались от бесед, к примеру, с тем же датским премьером. Разве что обстановка была куда доверительнее. Стали вместе работать. Встречались мы с Наджибуллой два-три раза в неделю при участии наших военных. Обсуждали кадровые и военные вопросы. В любых условиях президент был сдержан, приветлив, обстоятельно, но немногословно излагал свои мысли. Он был необычайно работоспособен.

У него мы обязательно пили поразительно вкусный зеленый чай. Я все уговаривал его поделиться секретом заварки. Но он шутил, что это единственный секрет, который афганцы никогда не выдают. У него была очень милая жена, приятные дети. Жена, кстати, происходила из афганской королевской семьи. Да и его отец был знатным и богатым человеком. При короле, кажется, был губернатором провинции. Сам Наджибулла окончил медицинский факультет университета, что, впрочем, не помешало ему стать руководителем афганской секретной полиции (ХАД), которую боялись все афганцы. Это прошлое висело на нем неподъемными гирями. Как только он заговаривал о национальном примирении, оппоненты тут же припоминали его службу в ХАДе.

Наджибулла был очень умным человеком, хорошо чувствовал обстановку и понимал, что после вывода наших войск ему придется нелегко. Он маневрировал, пытался привлечь на свою сторону разные силы. Пытался найти контакты с Западом. Например, по его приглашению в Кабул прилетал американский миллиардер Арманд Хаммер. Правда, ничего путного из этой затеи не получилось. Хаммер уже не имел серьезного политического веса. А после возвращения в Соединенные Штаты на Хаммера обрушилась пресса. Так что миротворцем в Афганистане Хаммер так и не стал.

Наджибулла пытался перетянуть на свою сторону полевых командиров. В Афганистане есть пословица: «Афганца нельзя купить, его можно только перекупить». Наджибулла, например, назначил премьер-министром Хасана Шарка, который входил в правительство еще при короле. Шарк пользовался авторитетом среди всех афганских групп и группировок. После его назначения сразу прекратились ракетные обстрелы посольства.

Наджибулла разрешил моджахедам в религиозные праздники свободный въезд в Кабул. Любой человек без оружия, моджахед он или нет, мог в эти дни приехать в столицу. И сам Наджибулла в это время встречался с видными руководителями группировок, вел разговоры о примирении.

О том, что такое традиция для афганца, говорит следующий случай. Помню, командующим в Кандагаре и членом политбюро у Наджибуллы был представитель одной из самых богатых семей в провинции. Моджахеды его не трогали. Он считался избранником Аллаха. А когда наш генерал Варенников приехал в Кандагар, так его в первый же день едва не убили.

В НДПА под одной крышей фактически находились две партии в лице фракций «Парчам» и «Хальк». Во фракцию «Парчам» входили в основном пуштуны, а во фракцию «Хальк» – представители других народов, населявших Афганистан. Так что Наджибулле приходилось постоянно маневрировать, чтобы сохранять хотя бы внешнее согласие в партийных рядах. Сам он был парчамистом. Халькисты контролировали армию. За год до моего приезда, в 1987 году, халькисты подняли военный мятеж в Кабуле, но Наджибулла быстро навел порядок.

Вообще с НДПА многие афганцы связывали все самое плохое в своей жизни. И Наджибулла, будучи генеральным секретарем НДПА и одновременно президентом РА, видимо, думал, как найти выход из этого положения без ущерба для своего авторитета. Но в Москве и слышать не хотели, чтобы он оставил свой пост в партии.

Однажды он спросил меня, занимал ли Ленин какой-нибудь пост в партии? Я ему ответил, что Ленин был председателем правительства – Совнаркома и одним из членов политбюро, но все понимали, что он лидер партии.

На следующий день мне звонит Шеварднадзе: