Но облик Констанции был совсем иным, напоминавшим не о власти, а о радостях любви. Из всех персон и лиц, которые сохранила память Дарта, из всех его похищенных воспоминаний, она избрала именно это лицо — женщину, которую он встретил в первой жизни, которую любил и потерял. А были ведь и другие, не менее важные, чем личность в багряном… Были! Принцессы, герцогини, королевы…
Случайность? Попытка обезоружить его, расположить к себе, сделать податливей и мягче, внушить приятные иллюзии? Или в ее выборе таилось нечто большее? Намек на то, что между ними нет границ, что странная природа метаморфов способна возвратить былое — даже погибшую любовь? А если так, то не было ли это обещанием?..
Негромкий голос, мелодия слов и шелеста травы, дремлющая на экранах степь… Вполне подходящий к периоду сладкого сна пейзаж. Она рассказывала об эпохе Жатвы, тянувшейся десять тысячелетий, о временах, когда иссякли энергия, и любопытство, и творческий порыв, но сохранилось желание жить. Закат цивилизации Анхаба свершался с неторопливой торжественностью; долгая жизнь стала сокровищем, которым более не рисковали — ни на собственной планете, ни в дальних странствиях. Анхаб был преобразован в последний раз и превратился в среду неизменную и безопасную, словно колыбель младенца; горы сменились холмами, пропасти — оврагами, леса и джунгли — всепланетным парком, бурные реки — озерами и ручьями, а над этим миром спокойствия и тишины повисли зеркала энергетических накопителей, перегонявших влагу в атмосфере, гасивших ураганы и посылавших дождь. Уютный мир, достойный золотого века, но в нем все меньше становилось тех, кто продолжал себя в потомстве или стремился к определенной цели — что-то создать, найти, увидеть новое и насладиться переменой. Впрочем, все уже было создано: хрустальные замки парили в небе, накопители, то поглощая, то отдавая энергию, поддерживали их и управляли погодой, иразы трудились не покладая рук, делали новых иразов и мириады полезных вещей, баржи, летавшие в пояс астероидов, возвращались груженные сырьем, металлами и минералами. Потребность в них была незначительной, ибо в период Жатвы Анхаб населяли не миллиарды, а миллионы — примерно столько, сколько пальцев на руке.
То был еще не конец, но преддверие конца, еще не упадок, но стагнация. Численность анхабов уменьшалась, а вместе с этим таяли творческий потенциал и интерес к жизни; кончалась осень и наступала неизбежная зима. Закономерный процесс, которому подчиняется все живое — растение, человек, цивилизация… В этом коротком списке цивилизация являлась самой уязвимой, поскольку смысл ее — не в сумме знаний, не в достижениях культуры, а в целях, объединяющих людей. Цель — глобальная цель — это стержень цивилизации, который меняется с ее развитием: вначале — пища и кров, затем — борьба с насилием, уничтожение войн, объединение во всепланетном масштабе и, наконец, безопасность. Все эти цели подстегивают прогресс, а он порождает иллюзию вечного подъема или хотя бы непрерывного движения — пусть не в гору, так по равнине. Но это — сладкий самообман; когда решена последняя задача, когда исчерпаны все цели, смерть становится реальностью, ибо ее не заслоняют технологические миражи. Последняя цель — всеобщее счастье, трактуемое как равенство, благосостояние, справедливость, и с ее достижением наступают конец науки, гибель искусства, закат цивилизации.
Констанция смолкла, и Дарт, машинально перекрестившись, пробормотал:
— Нет бога без дьявола, и тот, кто отринет зло и сотворит Эдем, в нем и погибнет…
— Погибнет ли? — эхом откликнулась Констанция. — В мире видимом, слышимом, осязаемом — возможно… в том мире, который мы, доверяясь своим приборам, привыкли считать единственной реальностью. Но привычки меняются со временем.
— И что это значит? — Брови Дарта приподнялись. — Я не ослышался, сударыня? Иная реальность, сиречь — потусторонний мир… когда-то я слышал о нем и верил, что он существует… Но, как ты справедливо заметила, привычки меняются со временем. Особенно у тех, кто вдруг воскрес и не нашел ни рая, ни преисподней.
Констанция с задумчивым видом смотрела на него. Молчание затягивалось, и Дарт, расправив плечи и положив на эфес ладонь, сказал:
— Я был мертв, моя прекрасная госпожа. Я был генералом и пал на поле брани во время осады одной из крепостей… Не помню, как и где я умер, но Джаннах утверждает, что в грудь мне попало ядро, переломало ребра, а все, что за ними, превратилось в кровавую кашу… Я был мертвее мертвого, мон шер ами! И, на правах вернувшегося с того света, говорю: там нет ничего, кроме забвения и пустоты… И потому я верю лишь в реальность.
Ее головка качнулась в знак несогласия.