Солдат великой войны

Трое набросились на Артуро, пинали в ребра, били по голове палками, но он поднял руки, отбился, бросился на одного из нападавших, и пока другие пытались его остановить, схватил и впился зубами. Парень заорал с таким ужасом, что все шестеро перемахнули через ограду веранды, но Алессандро и Артуро тут же последовали за ними. Когда догоняли, били по шее, пинали под зад. Но вместо того чтобы убить, хотя могли бы, позволили убежать.

Алессандро чувствовал, как теплая кровь струйками течет по шее. Одежду порвали, ее забрызгала кровь, он прихрамывал. Артуро не сильно от него отличался.

Они стояли на песке, окруженные шумом волн и запахом моря, Артуро повернулся к Алессандро.

– Видишь, – он дышал тяжело и радостно. – Ты жив. В тебе есть жажда борьбы. И будет до самой твоей смерти.

– Но я не хочу бороться, – возразил Алессандро.

– Почему?

– Настоящая сила с теми, кто упокоился навечно, и я хочу присоединиться к ним.

– Господи Боже! Почему?

– Потому что я их люблю.

– Как Гамлет, спрыгнувший в могилу?

– Да.

– Ты не можешь этого сделать! – воскликнул Артуро. – На дворе двадцатый век. К тому же он вылез обратно.

– Выкарабкался.

– Хорошо, выкарабкался. Лучше, чтобы твоя душа пылала. Она горит, а если раздуть ее, будет сиять как солнце. Даже я… даже моя душа горит… а я бухгалтер!

* * *

В ту ночь пришла гроза и превратила воздух в объемное поле боя с сердитыми зигзагами молний и раскатами грома, которые разносились ветром и сотрясали отель.

С плетеного стула, стоящего на балконе, Алессандро смотрел, как море вздымается и фыркает, словно кошка, лежащая на спине и отбивающаяся всеми четырьмя лапами. Каждая вспышка озаряла бурлящую поверхность, напоминающую равнину, на которой две армии сражаются изо дня в день.

Шум ветра приносил несвязанные слова, и Алессандро слышал музыку, которая звучала так, будто источником служит граммофон на веранде. В последних величественных аккордах Третьего Бранденбургского концерта вдруг возникли удары – бум-бум-бум, – и Алессандро сначала не понял, что бы это могло быть, но потом догадался, что слышит разносящееся по горам эхо орудийных разрывов.

В молодости, думалось ему, он мог предстать перед лицом Господа, уловив эфемерное обаяние красоты, а теперь не решался.

Все небо озарилось яркой вспышкой. Тут же последовала вторая, и он понял, что пройдут минуты, прежде чем он вновь различит границу между морем и берегом. Хотя он сидел, по ощущениям казалось, что он лежит на спине или висит головой вниз, вращаясь в пространстве. Удары ритмом подстраивались под какую-то мелодию, но перебивали ее. А если вдруг слабели, но тут же усиливались, набирали интенсивность, заставляя весь мир вибрировать.

Алессандро пытался понять, что это за мелодия. Так напрягал слух, что лицо перекосило от старания расслышать не силу, а характеристики звука внутри этой силы. Словно он видел приближающуюся армию, и теперь оставалось понять, из каких частей она состоит.

А потом, внезапно, безо всякой причины, он осознал, что звук, который перекрывает гром, не знает устали, не затихает – это биение его сердца, и оно говорило, что он еще не потерял Ариан, несмотря на все, что он знает, несмотря на то, во что приходилось верить.

* * *

Наутро в густом сером тумане десятки людей печально бродили по коридорам и общим залам отеля, от чего он напоминал лечебницу для душевнобольных. Нервно скользя по рубиновым персидским коврам, Алессандро точно выглядел одним из пациентов. Не побрился, спал всего пару часов, потратил огромное количество энергии на сны.

Когда Артуро пришел позвать его на обед, то подумал, что Алессандро заболел.

– Ты не спал ночью? – спросил Артуро, когда они спешили к столовой, чуть не сшибая стариков с клюками.

– Спал, как угорь. Поторопись.

– Зачем? Нам придется еще долго сидеть за столом, прежде чем принесут еду.

– Если мы поторопимся, может, поторопятся и они.

– В чем дело? Даже если туман рассеется, то не раньше второй половины дня. Куда ты собрался?

– Не знаю. Думаю, мне надо уехать.

До того как Аттилия и Рафаэлло вернулись с прогулки между одетыми в туман соснами, Алессандро играл со столовыми приборами, постукивая по тарелке и стакану для воды, вертел в руках нож, менял его местами с вилкой.

Артуро пытался занять Алессандро разговорами о жизни.

– Что ты имел в виду, говоря, что беден, как церковная мышь, но только временно? Живешь на рисе и лотерейных билетах?

– Я не покупаю лотерейных билетов, – рассеянно ответил Алессандро. – Вся моя удача ушла на то, чтобы сохранить жизнь во время войны. На числа ничего не осталось. Через десять лет, уже через девять, у меня будет доход. Это сложно.

– Я бухгалтер.

Алессандро пожал плечами: