Солдат великой войны

Алессандро же видел то, чего и в помине не было, и одновременно не желал замечать очевидного. Всем известно, что если перед глазами двоится, очень трудно определить, какой из двойников настоящий. От Алессандро не укрылись и нарастающая слабость, и временные, пусть и ненадолго, уходы в другой мир, и затрудненное дыхание, и дрожь во всем теле, и движения руки, ползущей по простыне в поисках чего-то, существующего в другом измерении. После долгих лет уверенности в себе и внутренней уравновешенности, мудрости, власти и самоконтроля, адвокат Джулиани теперь все забывал, смеялся невпопад, не понимал, где находится. Ради неуправляемых полетов он оставлял даже дочь, которую любил больше всех и всего на свете, – и детям казалось, что в места, откуда открывается вид на другой мир, его водит ангел. Он не хотел уходить, боялся, но ангел убеждал, что ничего страшного в этом нет, готовил к путешествию в царство тьмы, света и вечности.

Алессандро не знал, как проживет в этом мире хотя бы полсекунды без отца. Не все родители любят детей больше всего, и часто связь между родителями и ребенком куда менее прочна, чем с некоторыми совершенно чужими людьми или принципами, и только после смерти одного другой осознает свою любовь или вновь путает ее с понятием, принципом или сожалением, но между Алессандро и его отцом такая связь уже была установлена еще раньше, возможно, когда отец обнимал сына или говорил с ним в моменты великой грусти или страха. Вероятно, истинная любовь, не нуждающаяся в прикосновениях, заверениях и восхищении, безмерная любовь адвоката Джулиани к детям вызывала и безмерную любовь детей к отцу.

Все потуги и усердие Алессандро основывались на надежде и силе воли. Он не мог позволить отцу умереть. Он сохранял здравомыслее и не позволял себе распускаться в разговорах с доктором Де Росом или со специалистами, которые появлялись очень редко, точно троллейбусы в дождливую погоду. Он все делал, все замечал, помогал в меру сил, когда медсестрам требовалась помощь, демонстрировал недюжинную силу, если возникала необходимость поднять адвоката Джулиани. Чрезвычайно почтительно держался с монахинями, тянулся к ним всей душой, так что им было приятно подходить к кровати его отца. Хорошо одевался, всегда выглядел чистым и аккуратным. Проводил долгие часы, стараясь найти какое-нибудь упущение врачей. Он знал, как мягко надавить на них, если обнаруживал, что они вроде бы чего-то не сделали, а потом тотчас же извиниться, осознав собственную неправоту.

Казалось логичным, что именно теперь оборона итальянцев рухнула, словно адвокат Джулиани и миллионы солдат сражались на одной проигранной войне, только на совершенно разных фронтах, хотя на самом деле все было не так. Речь шла о разных войнах. Его отец участвовал в великой войне, где главную роль играла не борьба, а тайна. Война была невидимой, молчаливой и абсолютной. Побеждали в той войне, на которой сражался его отец, только верой и воображением, да и то никто не мог точно сказать, действительно ли это были победы.

Один из солдат умер, и его кровать пока пустовала. Лучана сидела рядом с отцом, лицом напоминая Алессандро солдата, пытающегося определить, с какой стороны противник ведет огонь. Кожа адвоката Джулиани обрела землистый оттенок, поэтому все белое и серебристое на этом фоне просто сияло. Он вновь потерял сознание, и, учитывая его общую слабость, они не пытались привести его в чувство.

– Где ты был? – спросила Лучана брата. Хотя она собиралась вложить в вопрос раздражение и злость, но слишком устала для этого.

– Ходил к специалисту, но его не оказалось на месте. Уехал в армейский госпиталь Виченцы.

– Какого специалиста?

– По сердцу.

– Но один у нас уже есть.

– Может, этот знает больше. Кто хуже, бесхребетный сукин сын, который говорит тебе, что проигрывает сражение, или уверенный в себе сукин сын, который сохраняет у тебя надежду, что итогом все-таки будет победа? Не понимаю, как врачи могут быть такими самодовольными. У них же постоянно умирают пациенты. Казалось бы, они должны быть смиреннее всех в мире, так нет же, держатся, точно генералы.

– А почему генералы держатся, точно генералы? – спросила Лучана. – У них все время гибнут солдаты. Будь они бизнесменами, давно бы обанкротились. Почему потеря душ влечет меньшую ответственность, чем потеря денег?

– Я знаю, Лучана, – ответил Алессандро, не поднимая на нее глаз. – Я видел это своими глазами. – Он подошел к кровати. – Папа? – позвал он, хотя и знал, что ответом ему будет лишь хрипловатое дыхание, которое теперь иногда прерывалось тишиной, заставлявшей их взглянуть на отца, даже если они клевали носом. – Он теперь такой маленький. Посмотри на него. Просто не могу поверить. Это же наш отец. Он совсем белый и серебристый, как выбеленная солнцем травинка.

– Не говори так.

– Это правда. Посмотри, каким он стал. Я помню, как он возвышался надо мной – с черными волосами, загорелый и сильный.

– Когда он перестал заниматься греблей? – спросила Лучана.