Солдатами не рождаются

У дороги, на обочине, рядом с машиной, вповалку, один на другом, лежало несколько еще не запорошенных трупов в немецких шинелях. «Наверное, те самые, про которых говорили, что их перебили при взятии лагеря», — подумала Таня.

— Ну что ж, медицина, пошли, — повернувшись к Тане и остальным, сказал стоявший впереди Росляков.

У него были странные, остановившиеся глаза, а рука со стиснутым, забытым между пальцами окурком подрагивала, как в ознобе.

29

Проволочные ворота возле барака были настежь распахнуты. У ворот стояла полуторка с прицепленной к ней дымящейся кухней. Около кухни топтался солдат.

— Что в котле? — спросил Росляков.

— Снег по второму разу растапливаю, товарищ военврач, — доложил повар.

— В первый раз, сколько было, сахару засыпали, водой с сахаром поили, не дюже сладкой, правда. А теперь приказали бульонные кубики развести. Хотел гречневый концентрат заложить — не велели.

— Правильно, что не велели, — сказал Росляков. — Сколько напоили, по вашему расчету?

— По моему расчету, человек до шестисот. По полкружки давали. Но не все пьют… Даже воду принять в себя не могут.

— Довели людей, — сказал Росляков. — Не ходили, не глядели, какие они?

— А чего ходить, мне и отсюда видать, — горестно махнул рукой повар.

Росляков толкнул ногой дверь и первым вошел в барак.

Барак был невелик. Судя по нарам, охраны тут держали немного — человек двадцать. Сейчас в бараке было только трое наших. Двое — водитель в замызганном дочерна полушубке и старшина в шинели — при появлении начальства вскочили из-за стола, положив недокуренные самокрутки. Третий лежал на нарах плашмя, без шапки, свесив до полу руки.

Старшина доложил о себе, что он командир хозвзвода медсанбата 111-й дивизии.

— А где командир медсанбата?

— Докладывать уехал.

— Что уехал — знаю. Не вернулся еще?

— Никак нет, не вернулся.

— Видимо, не тянет обратно. А кого за себя оставил?

— Военврача Хрюкина оставил, но он приболел. — Старшина кивнул на неподвижно лежащую фигуру. — Припадок сделался.

— Что он, институтка, что ли? — сердито сказал Росляков.

— Как все бараки обошли, вернулись, и сразу, можно сказать, целая истерика. Даже на волю не вышли, прямо тут их и рвало. — Старшина покосился на лужу в углу барака. — Не выдержали, чего увидели.

Лежащая на нарах фигура пошевелилась; Росляков подошел и потянул ее за ворот шинели.

— Встаньте, чего разлеглись?

Человек спустил ноги и сел. Отвороты шинели у него были испачканы, и лицо было белое, как творог, с красными пятнами вокруг заплаканных глаз.

— Встаньте и доложите! — крикнул Росляков.

Человек в испачканной шинели попытался подняться, но не смог и плюхнулся обратно на нары.

— Не м-могу, — сказал он, нервно заикаясь. — П-прошу отозвать меня.

— Баба вы, а не военврач! — Росляков покосился на стоявшую рядом Таню и вторую женщину-врача. — Докладывайте вы, старшина, раз у вас начальство такое слабонервное. Бараки все обошли?

— Так точно.

— Сколько людей, посчитали?

— Живых около шестисот, — сказал старшина. — Товарищ военврач считал. Их не разберешь, кто живой, кто нет — по пульсу щупали.

— Ладно, ведите, — вздохнул Росляков. И, заметив, с каким сожалением старшина посмотрел на недокуренную, лежавшую на столе самокрутку, сказал:

— Докуривайте.

Старшина поспешно сунул самокрутку в зубы и щелкнул зажигалкой.

— Курить, правда сказать, охота, товарищ военврач второго ранга. Весь табак нынче искурил… — И повернулся к шоферу: — Пойди мотор прогрей.

— Если прикажете, я сопровожу вас, — сказал сидевший на нарах врач и поднялся. Его заметно качнуло, и он еле устоял на ногах.

— Оставайтесь, — махнул на него рукой Росляков, — без вас обойдемся.

За бараком был второй ряд проволочных заграждений и еще одни проволочные, тоже настежь распахнутые ворота.

Впереди, шагах в пятидесяти, виднелся невысокий снежный бугор ближайшей землянки; несколько таких же бугров виднелось и дальше, слева и справа. А все пространство, почти от самых ворот и до черневшего в снежном бугре входа в ближайшую землянку, было покрыто трупами. Они лежали не на снегу, а были втоптаны в него, втрамбованы, потому что по ним уже давно ходили, и никак иначе ходить здесь было нельзя — трупы сплошь покрывали все пространство до самой землянки. Ледяные, полуголые, они лежали с закинутыми друг на друга руками и ногами, так что даже нельзя было разобрать, что кому принадлежит. И по этим трупам, уходя вбок, к стоявшему за вторым проволочным заграждением еще одному маленькому бараку, шла заметная, вдавленная тяжестью человеческих ног тропинка.

— Там у них, говорят, раздаточная была, пока еще пищу давали, — кивнул на маленький барак старшина.

Он сказал это, когда они все вместе, подойдя к первым трупам, остановились. Уже понимали, что сейчас придется идти по ним, и все-таки остановились, глазами выбирая свободное место, куда бы ступить. Но свободного места не было.

— Простите нас, товарищи, — глухим, не своим голосом сказал Росляков и, на секунду сдернув и снова надев ушанку, первым наступил сапогом на чью-то голую, обледеневшую спину.