Солдатами не рождаются

Серпилин прошел мимо телефона, задев локтем качнувшуюся трубку. И снова подумал о том, о чем думал уже много раз: когда он зазвонит, этот телефон, скоро или не скоро?

Жена сына приоткрыла дверь и вышла в переднюю.

— Что, уложила? — Серпилин незаметно для себя перешел с ней на «ты», как это у него почти всегда бывало с людьми, к которым он начинал хорошо относиться.

Она вздохнула. Лицо у нее было усталое, видимо, ей и самой хотелось спать.

— Я вам, как вы сказали, не стелила, только подушку на диван положила, а остальное вое на стуле приготовленное… Может, пока так ляжете?

— Сейчас прилягу, — сказал он. — Ты там ложись пока, вижу, спать хочешь не хуже дочки, а когда ляжешь, крикни, я зайду.

Она кивнула и ушла. И едва ушла, как сразу зазвонил телефон.

Серпилин схватил трубку и услышал голос Ивана Алексеевича:

— Ты что же прячешься? Приехал, а…

Больше Серпилин ничего не услышал. В телефоне что-то звякнуло и разъединилось. Он покричал: «Алло, алло», — повесил трубку, подождал немного, не будет ли нового звонка, и, решив — раз такое дело — сам позвонить навстречу, набрал номер телефона Ивана Алексеевича в Генштабе.

В ответ на просьбу соединить с генерал-лейтенантом незнакомый по фамилии майор ответил, что Ивана Алексеевича нет, и спросил:

— Доложить о вас генерал-лейтенанту Мартынову?

— Нет, не надо, — сказал Серпилин и положил трубку, уже понимая, что там, в Генштабе, произошли перемены. На месте адъютанта другой адъютант, а на месте Ивана Алексеевича, очевидно, этот Мартынов.

Он с усилием вспомнил старый-престарый домашний телефон Ивана Алексеевича и набрал номер. Просто так, на всякий случай, почти без надежды, но едва раздался первый гудок, как услышал знакомый голос:

— Вас слушают!

— Иван Алексеевич! Серпилин говорит.

— Я ему звоню, а он разговаривать не хочет, трубку вешает! — со смешком сказал Иван Алексеевич. — Давай приезжай ко мне, если свободен и адреса не забыл. Машину прислать или имеешь?

— Видишь ли, какое дело… — сказал Серпилин.

В трубке опять что-то звякнуло, оборвалось, и другой, уже не Ивана Алексеевича, голос откуда-то совсем близко спросил:

— Серпилин?

— Я.

— Спускайтесь, за вами выслана машина.

41

Когда Серпилину сказали «пройдите» и он открыл сначала первую, потом вторую дверь и вошел к Сталину, ему показалось, что в комнате никого нет. Он сделал несколько шагов, остановился и увидел Сталина, вдруг появившегося в глубине, наверно из-за какой-то другой двери. Серпилин стоял там, где остановился, а Сталин, заложив руки за спину, шел ему навстречу из глубины кабинета.

На Сталине была непривычная маршальская форма с широкими золотыми погонами и брюки навыпуск с красными лампасами. Он шел переваливаясь, казалось — даже чуть-чуть прихрамывая, но при этом так мягко ступая, словно на ногах у него были не ботинки, а мягкие кавказские сапоги.

Вот и все, что запомнил Серпилин до того, как, отрапортовав и протянув руку навстречу протянутой руке Сталина и близко увидев его лицо, испытал странное, почти нереальное чувство встречи с ожившим и стоящим перед ним портретом.

— Немного переменились с тех пор, как я вас видел. — Сталин мимолетно улыбнулся; Серпилин так и не понял — чему.

— А вы мало переменились, товарищ Сталин, — сказал Серпилин.

Сталин взглянул на него и, сделав левой рукой, в которой держал трубку, недовольный жест, которым отмахиваются от уже привычной неправды, правой медленно, словно нехотя, повел в сторону стоявшего вдоль стены длинного стола:

— Садитесь.

И, повернувшись, пошел к дальнему концу стола, где стояло одно кресло — его.

Серпилин не солгал: Сталин действительно мало переменился с тех пор, как Серпилин в последний раз близко видел его на торжественном выпуске академий в мае тридцать седьмого. Только спина стала старая, но это сделалось заметным лишь теперь, когда Сталин повернулся и пошел к столу.

«Семьдесят девятого, старше меня на пятнадцать лет», — идя за ним к столу, подумал Серпилин, хотя до этого никогда в жизни не думал о том, на сколько лет Сталин старше его.

Он подошел к столу и сел за три стула от Сталина. Сесть ближе за таким длинным столом почему-то показалось неловким.

Сталин посмотрел на него и, ковыряя трубку спичкой, усмехнулся.

— Политбюро здесь нет, садитесь на его место. — А когда Серпилин пересел, спросил вдруг, без предисловий: — Вы написали мне, что мы напрасно арестовали командарма второго ранга товарища Гринько?

Гринько был комкор, а не командарм второго ранга, Сталин спутал, но Серпилин не решился его поправить.

— Я встречался с ним и на очной ставке, и в лагерях, товарищ Сталин. Он был глубоко предан вам.

— Это я уже читал. Я спрашиваю вас: вы совершенно уверены, что мы его напрасно арестовали? — Сталин посмотрел Серпилину в глаза. И Серпилину стало не по себе от этого пристального, привычно и холодно сознающего свою силу и власть взгляда. И, почувствовав, что ему страшно и что если не выдавить из себя этот страх сразу, с самого начала, потом его уже не выдавишь, ответил резким и неожиданно громким в пустой комнате голосом, в котором от напряжения послышался даже вызов: